Но чистку оружия прервал гнусный голос ревуна. Тревога! Чу! Вот уже и солдаты бегут по плацу, роняя на ходу магазины и штык-ножи. Некоторые бойцы эффектно падают, запутавшись в лямках и подсумках. Автоматы больно бьют упавшим бедолагам стволами по затылкам. Вот и старенькая БРДМ химразведки уже выехала из парка. Она величественно и печально движется по плацу, скрежеща «запоротой» коробкой передач. Из-под заднего её моста весело капает масло, и всем становится ясно, что сегодня она не «ездец». Офицеры молча кучкуются вокруг командира батальона, который громко ставит им боевую задачу. Сквозь привычный, многоуровневый мат слышатся фразы «дезертир», «поймать гниду Колесникова», «меня за яйца подвесят», «расстреляю лично» и «где его командир взвода?». Рядом с офицерским собранием, по стойке «смирно» стоят двое: ефрейтор Кердыбаев и сержант Кириченко. Заметно, что оба они находятся в глубокой прострации, причем у второго вдобавок забинтована ступня. Постепенно эмоции комбата стихают. Слышится уже более спокойные слова: «сам подохнет в Зоне», «послать один взвод» и «доставить труп для соблюдения отчетности». Решено в поисках тела не углубляться дальше пяти километров.

* * *
— Мы боимся… боимся… Нет! Нет! Не пойдём. Мы останемся тут. Тут в машине…Не выходи из машины. Мы боимся…боимся. — заплакал навзрыд Голос в Диминой голове. Он умолял. Он унижался и скулил. Он цеплялся за Димины ноги и сковывал мышцы. Другой Голос вторил ему на другой манер:
— Ты умрешь! Ты умрешь и убьешь нас! Гад! Куда ты идешь? Почему ты не слушаешь нас? Останься тут. Останься… не иди… Останься… Мы все умрем из-за тебя! — Громко кричал он. Оба Голоса звенели в Диминой голове одновременно. Боль пульсировала в висках и тяжело отдавала в затылок в такт каждому их слову. Дима не замечал, что на него удивленно, с опаской таращатся сослуживцы, как не понимал он и того, что голоса звучат уже не внутри черепа, а открыто слетают с его искусанных и потрескавшихся губ.
— Глядите-ка, Димка свихнулся! — Сказал кто-то удивленно.
— Да он всегда был ненормальный. — Вяло промолвил флегматичный рядовой Дудкин.
— Ни фига себе! Может, в него Контроллер вселился? — Испуганно отозвался другой солдат, и плотнее прижал к себе свой автомат.
— Какой, к свиньям, Контролёр? Ты, чё, боец все занятия продрых или от рождения тупой? Симптомы не те. Просто придуривается, чмо. — Вынес вердикт сержант Плотнюк и скомандовал: — К машине! — Два отделения нехотя вылезли из-под уютного брезента грузовика и начали опасливо озираться. Последним из кузова выволокли упиравшегося и цеплявшегося за лавки рядового Горбушкина. Он мычал что-то невразумительное и тряс головой. Но всем было уже наплевать, что с ним происходит. Пока солдаты медленно натягивали ядовито-зеленые прорезиненные защитные комплекты, Плотнюк с кем-то долго переговаривался по рации. А, поговорив, стал ставить боевую задачу: — С вертолета был замечен человек. Приказано прочесать вот этот лесок. Построение — цепь. Интервал — прямая видимость. Кто отстанет — может не возвращаться: сгною в нарядах. Не курить, не болтать. Рассредоточиться. Вперед! — Затем повернулся к своему земляку радисту Орловскому и сказал тому приветливо: — Макс, отдай вторую рацию Горбушкину — он пойдет со мной. — Радист надел тяжелый ящик радиостанции Диме на плечи, и елейным голосом вкрадчиво проговорил: — Кнопок не нажимать, ручек не крутить — сержант сам все включит и настроит. — Потеряешь антенну — убью! Понял?
— Мы поняли. — Ответил Дима и постучал магазином по своей каске. Его тошнило.

* * *
Прошли уже больше километра. Сержант Плотнюк постоянно волновался, как бы его бойцы не наткнулись на другие отделения, чешущие лесок с флангов, и не устроили «з переляку» перестрелку друг с другом. Потом пришла другая беда: интервал между солдатами становился жутко неравномерным. Некоторые в страхе жались друг к дружке, образуя могучие кучки по два-три человека, причем все нервно курили. Разумеется, в общей цепи между этими группками, образовывались зияющие бреши, сквозь которые запросто могли бы незаметно просочиться целые стада слонов или бизонов, водись они тут. Плотнюк бегал вдоль цепи горе-охотников и раздавал направо и налево зуботычины и пинки, безуспешно пытаясь выровнять линию фронта. Рядовой Горбушкин уныло семенил за сержантом по пятам, натирая тяжелой рацией свои плечи и высунув все три своих языка. И конечно случилось то, что и должно было случиться: они заблудились, огибая берег какого-то чахлого болотца. Проплутав «наобум» еще с полчаса путники решили остановиться и определиться на местности. Планшет с картой ровным счетом ничем не помог, ибо было не понятно, где конкретно на этой засаленной карте находятся заблудшие. Стрелка компаса дергалась, указывая «хрен знает куда» — возможно где-то в Зоне происходил «выброс». Муравейников поблизости не было, а на небо глазеть было бессмысленно, ведь на Полярной Звезде не написано, что она Полярная. Тем более что ночь еще и не думала наступать, а был пасмурный вечер. Рация давным-давно заткнулась, ибо «сели» ее престарелые аккумуляторы. Решено было идти «прямо» — лес-то был не очень большой.

Вдруг сержант Плотнюк застыл на месте. Из рук его выпал автомат и плюхнулся в лужу. Глаза остекленели, а рот скривила нелепая гримаса. Он повернулся на девяносто градусов и медленно, как во сне, пошел в направлении чахлого кустарника. Тело его неестественно раскачивалось в такт шагам, а руки вытянулись вперед, будто желали кого-то обнять или задушить. Не дойдя нескольких метров до кустов, человек рухнул на землю. Плашмя. На лицо. Как свергнутый с пьедестала памятник низложенному правителю. Как часовой, уснувший на посту у знамени. Как падает в тихой январской ночи, плохо закрепленная новогодняя елка.

Внезапно Дмитрий Горбушкин почувствовал в своей голове постороннее присутствие. Совершенно незнакомый хриплый Голос беззвучно произнес:

— Подойди ближе. Ближе… еще ближе. — Властно приказывал он. Но тут в беседу вмешались Димины постояльцы, чем несказанно ошарашили мозгового агрессора.

Первый голос заверещал противно: — Нет, не ходи! Не ходи туда. Мы боимся. Не ходи! Нет! — А второй просто взбесился и заорал, что есть силы: — Стреляй в кусты! Стреляй! Стреляй! Скорее стреляй! Почему мы не стреляем? Немедленно стреляй!

Дима судорожно передернул затвор автомата, но патрон перекосило, и тот уперся в край патронника. Голова под каской начала раскалываться от боли, и перед глазами зашевелились стеклянистые червячки, как у завзятого гипертоника. А голоса — и свои и чужой все продолжали и продолжали звенеть и гудеть в его голове. Наконец это буйство стало невыносимым, и сознание, щелкнув напоследок каким-то своим предохранителем, провалилось во тьму глубокого обморока. В кустах происходила какая-то возня, но Дима этого уже не видел, потому, что лежал на спине в позе «морская звезда» подле своего командира.

Очнулся он скоро. То ли от ощущения пустоты в голове, то ли от визга и всхлипов, доносившихся из кустов. Попытка встать на ноги окончилась неудачей: тяжелый ящик радиостанции будто пригвоздил Димину спину к жухлой траве. Немалых усилий стоило выбраться из лямок и встать, наконец, на непослушные, ватные ноги. То, что рядовой Горбушкин увидел, повергло его в изумление: в десятке метров от него извивалось и дергалось в экзотическом танце странное до безобразия существо, напоминавшее помесь человека и свиньи. До Димы донеслись звуки его голоса. Точнее, это был не один голос: уродливое создание будто спорило само с собою, то и дело, меняя интонации и переходя с баса на визгливый фальцет. Контролёр не замечал никого вокруг, и было ясно, что его обуревает паника. Боже мой! Дима узнал голоса, которые доносились из глотки урода!

— Отпусти нас! Мы не хотим быть тут… Мы боимся тут… боимся… Мы хотим обратно… отпусти Нас, отпусти… — громко выл Контролёр тонким голоском, и тут же начинал орать грубым голосом: — Гад! Гад! Верни нас обратно! Немедленно верни нас! Мы не хотим тебя! Гад, гад какой… Мерзость!

И тогда Дмитрий подошел вплотную к Контроллеру. Издали фигура бойца напоминала баяниста, подгулявшего на свадьбе и волочившего за лямки свой тяжелый инструмент. Несколько секунд Горбушкин молча глазел на монстра, а потом в гневе размахнулся своей неподъемной ношей, и наотмашь, со всей дури, ударил урода сверху. Радиостанция описала большую дугу и с чавканьем опустилась на голову Контроллера, и унося в небытие скопом всех ее обитателей. Радиоэлектронная борьба продолжалась до тех пор, пока Горбушкин не устал молотить бездыханное тело чудовища. Обессиленный, он повалился на траву и лежал с полчаса, боясь посмотреть на результаты своего ратного труда. Если бы великий русский оружейник А. С. Попов увидел сейчас свое смертоносное изобретение, его бы стошнило: радиостанция была вся извазюкана в крови и увешана налипшими кусками мозга.

Немало труда стоило Диме рассказать о произошедшем очухавшемуся сержанту. Тот только тупо смотрел, то на труп Контроллера, то на окровавленный ящик рации, и время от времени икал и хлопал глазами. Подобрав оружие и опираясь, друг на друга двое военных медленно поплелись прочь от этого места. Сержант тихонько матерился, спотыкаясь о коряги, и нервно курил. А Дима молчал всю дорогу. Ему предстояло привыкать к новому своему состоянию. Ведь теперь в голове его кроме одинокого «собственного Я» никого более не было. И смею вас заверить, что с этого дня, ни весной, ни осенью Дмитрий Горбушкин не будет представлять для психиатрии никакого медицинского интереса.

Автор Максим Швецов
10 октября 2003 года

Без названия

* * *
В наушниках опять прорвались помехи. Обрывки фраз и трескающий шум заполнили эфир, начисто отсекая любую надежду на нормальную связь. Советский перехватил СВД правой рукой и левой с чувством долбанул по серовато-выцветшей полусфере наушника.

Мёртвый на секунду отвлёкся от осмотра местности и поглядел на Советского.

— Опять, да?
— Задолбало меня это радио. — Советский стянул с головы наушники. -Надо было нормальные уши покупать. С этими мы ещё попадём, точно тебе говорю.

Мёртвый присел на колено, переводя взгляд на просвет между деревьев неподалёку.

— Всё равно денег нет на нормальные.

Советский уже упаковал не желающее служить новому хозяину средство связи в рюкзак и снова закинул рюкзак за спину. Взял СВД, посмотрел на опушку в оптику, и только тогда ответил:
— А нефиг было наши старые в болоте топить.

Мёртвый усмехнулся

— Ты же их и утопил.
— Да? — ухмылка расцвела на поросшем жёсткой щетиной лице. — Ну и фиг тогда с ними.
— Давай, пошли, — Мёртвый встал. — Ещё часа два и будем на месте.
— Ну двинули что ли…

Двинули.

Мёртвый шёл в арьергарде с АКМ наперевес, прикрывая фланги и тыл. Советский, тщательно осматривая каждый пенёк, шёл впереди. СВД — штука не самая удобная для стрельбы навскидку, но он как-то ухитрялся упасть, прицелиться, выстрелить и, что самое удивительное, попасть в цель каждый раз, когда что-то случалось. Хотя нет, пожалуй не каждый раз. На виске пролегла полоса, где уже больше не росли волосы, а под камуфляжем навсегда застыли два рубца — на левом боку и на правой части груди. Рубцы калибра 7,62, отечественного производства. Как напоминание, что как бы он ни старался, всегда найдутся те, кто стреляет быстрее. Такие быстрые ребята, как, например, патруль Зоны. Или другие сталкеры. И с теми и с другими Советский уже сводил личное знакомство и, как правило, был не очень этому рад. Потому что главной целью этих знакомств обычно было жать на гашетку с как можно большим энтузиазмом. Когда энтузиазма не хватало, Мёртвому как самому хитрому члену команды приходилось быстренько взваливать на себя истекающего кровью товарища и, отстреливаясь, скрываться в лесу. Бывало, правда, и наоборот. Исполосованная шрамами левая рука, всегда скрытая рукавом цвета хаки — подарок полоумного мутанта, навсегда испортила отношения Мёртвого с этим вымирающим подвидом. Вследствие чего подвид получил подарок со смещённым центром тяжести аккурат промеж четырёх выпученных глаз. А Мёртвый с тех пор даже за пределами зоны и даже в сильную жару ходит в одежде с длинными рукавами. И при виде мутантов рефлекторно жмёт на спусковой крючок.

И всё же, при всём при том, шрамы, дырки от пуль, ожоги — на самом деле не столь страшно. Многие сошли бы с дистанции намного раньше, чем эти двое. Они на самом деле неплохо сработались, прикрывая друг другу спину.

* * *
Советский поднял вверх руку, призывая остановиться. Прислонил руку к уху — тихо, мол, слушаем и молчим. Мёртвый замер, медленно и плавно опускаясь на одно колено. Несколько секунд они молчали, напряжённо вслушиваясь в приглушённые шорохи вокруг. Неподвижный лес, опутанный тенётами душной тишины, тоже молчал. Миг спустя, как камень сквозь паутину, сквозь лес до них долетел выстрел и сразу же чей-то крик. Как будто они этого и ждали, два сталкера резко спрятались за деревья и, выставив стволы в направлении звуков, застыли, рассматривая белые силуэты берёзок. Мёртвый успел прошипеть:

— Крою по бокам, ты по центру; как сразу же раздался ещё один выстрел. Советский кивнул и, отметив про себя, что стреляли, похоже, метрах в ста впереди, поудобнее уложил СВД на плечо и приник к прицелу. Секунд десять, которые показались сталкерам часами, в лесу висела удушливая тишина, как перед грозой. А потом там, откуда стреляли, раздался приближающийся хруст, становящийся всё громче и громче. Кто-то бежал. Причём прямо на сталкеров. Пальцы на спусковых крючках. Пульс, бешено стучащий в висках. Тихое похрустывание в чаще. И вдруг — оглушительный хруст прямо по курсу. Советский едва сдержался, чтобы не выстрелить на звук.

Из кустов метрах в семидесяти от сталкеров вывалился пацанёнок в грязных лохмотьях. На вид лет десяти-двенадцати, белобрысый и веснушчатый. Это всё, что успел отфиксировать мозг Мёртвого до того, как палец дёрнул спуск. Три свинцовых болванки разодрали стволы деревьев за спиной мальчика, который, не сбавляя скорости, нёсся дальше, петляя как заяц. Не успел матюгнуться Мёртвый, Советский только начал удивляться, как раздался ещё один выстрел и пацан, не сбавляя ходу, нелепо подпрыгнул и покатился по земле. Советский решил для себя, что лучше будет не покидать своего убежища за деревом и пока следить за развитием событий. А если кто сунется ближе пятидесяти метров — вот тогда уже стрелять. Мёртвый мысленно был с ним согласен и думал так же. Ещё выстрел. Ещё. Ещё. Теперь очередь. Щепки и куски коры, отлетающие от деревьев. И Советский внезапно понял, что мальчик уже почти добежал до него. Что бежит он кое-как, спотыкаясь, но все ещё бежит, зажимая рукой плечо.

Дальше всё происходило мгновенно. Пружина напряжения, закрученная до звона, резко распрямилась. Из кустов выскочил бородатый мужик в камуфляже с «ВСС» в руках и получил пулю в грудь из СВД Советского. Ещё двоих скосил длинной очередью Мёртвый — крепких лысых ребят с АК-47. Из-за дерева где-то слева высунулся смуглый парень, выпалил из дробовика в сторону Мёртвого… и упал с пулей в животе. Ещё с минуту сталкеры, переводя дыхание, настороженно прислушивались к звукам леса, прерываемым хрипами и каким-то бульканьем умирающих людей.

Мальчик? Ах, да, мальчик… Мальчик ещё в самом начале перестрелки получил по башке прикладом от АКМ, пока бежал мимо — так, на всякий случай. В лесу снова воцарилась относительная тишина. Вполне ощутимо пахло порохом. И кровью.

* * *
— Эй! — Мёртвый аккуратно выглянул из-за дерева. Советский глянул на пацанёнка, лежащего без сознания у ног Мёртвого и вопросительно посмотрел на напарника. Мёртвый перехватил взгляд и ухмыльнулся, мол, нефиг бегать где попало. Сталкеры выждали ещё секунд двадцать и, переглянувшись, вышли из-за ободранных пулями деревьев, которые послужили им укрытием. Бородач с ВСС лежал неподвижно, так и не выпустив оружие из рук. Один из бойцов с АК-47, уткнувшись лицом в пожухлую редкую траву, мелко подёргивался и сучил ногами, под его животом на земле расплывалось большое мокрое пятно, багровеющее в лучах закатного солнца. Советский двинулся к нему, повесив СВД за спину и жестом указав Мёртвому на тело смуглого парня, который стрелял в него из дробовика. Серьёзные лица, щелчки — Мёртвый тоже повесил АКМ за спину, оба достали «Макаровы» из поясных чехлов и сняли пистолеты с предохранителей. Лысый всё так же тихо хрипел и конвульсивно подёргивался, нарушая тишину вечернего леса. Остальные, включая мальчишку, лежали тихо. Хотя это ещё не было гарантией того, что они не вскочат и не начнут стрелять, поэтому сталкеры то и дело озирались на них.

Направив «Макаров» в лысую от радиации голову, Советский носком армейского ботинка перевернул парня на спину и чуть прищурил глаза. Зрелище было не из самых приятных — развороченная брюшина парня чётко давала понять, что больше получаса он не протянет. Причём при таком ранении это, как бы странно это ни звучало, было хорошо для него же самого — меньше придётся мучаться. И всё равно, стоило попытаться привести его в сознание, чтобы хоть немного узнать о том, что здесь произошло и из-за чего они гнались за с виду вполне безобидным мальчишкой. Тратить бесценную при походах в Зону ампулу с обезболивающим было по меньшей мере безрассудством, поэтому всё, что мог сделать Советский — это как следует потрясти умирающего в надежде на то, что тот хотя бы на минуту очнётся. Правой рукой направив пистолет в голову лысому, левой Советский схватил его за отворот куртки и с силой тряхнул. Раз, другой, третий — на четвёртый парень, изогнувшись от боли, задыхаясь, закашлялся кровью и немного приоткрыл глаза.

— Зачем гнались за мальчишкой? — Советский говорил громко и медленно, разделяя слова, чтобы умирающий мог его понять.

В горле лысого что-то отвратительно забулькало и он зашёлся в кашле. Советский с силой тряхнул его ещё раз.

— Зачем гнались за мальчишкой?

Глаза широко открылись и парень, глотая воздух, сипящим голосом что-то зашептал. Сталкер наклонился поближе, чтобы расслышать его слова.

Тем временем Мёртвый пощупал пульс у смуглого и, посмотрев на сквозное отверстие в животе, покачал головой. Бородач и второй лысый парень тоже были мертвы.

А единственный выживший, сбиваясь, нёс какой-то бред про мутантов, лес и то, что на их команду напали. Про пацанёнка не было ни слова. Советский тряхнул его ещё раз.

— Блин! Мальчишка! Причём тут мальчишка?

Но парень снова зашёлся в кашле, толчками выталкивая из лёгких остатки воздуха вместе с кровью. Он уже ничего не говорил, закатив глаза и извиваясь как червяк на крючке. Он умирал. Советский матернулся сквозь зубы, отпустил парня, встал и посмотрел на Мёртвого. Тот шарил по карманам убитых, пытаясь найти документы или что-нибудь полезное. В руке у него уже был зажат рюкзак, снятый с одного из нападавших. Советский снова посмотрел на умирающего. Он корчился в агонии, отхаркивая кровь — он мог так мучиться ещё долго. Никто, я думаю, не осудит сталкера за то, что он сделал. Он медленно поднял «Макаров», прицелился в лоб лысому и… услышал крик Мёртвого.

— Эй! Смотри!

Советский резко обернулся и увидел, как мальчик стоит, оперевшись об обстрелянное дерево, и смотрит на него с испугом. Из плеча, окрашивая и без того тёмные лохмотья в почти чёрный цвет, струйкой лилась кровь.

— Блин! Скажи ему, чтоб он отвернулся!

Мёртвый осторожно, чтоб не спугнуть, подошёл к мальчишке, взял его за здоровое плечо и развернул так, чтобы он оказался спиной к Советскому.

— Не смотри туда.

Мальчишка затравленно смотрел на незнакомого низенького крепкого дяденьку с пистолетом в руке, который обнял его за плечо и ухмыльнулся.

— Всё уже, можно не бояться. Всё кончилось.

Над их головами успокаивающе шумела листва под порывом внезапно налетевшего тёплого летнего ветерка. Выстрел.

* * *
— Скажи мне пожалуйста, за коим фигом ты ему тогда врезал?

Сталкеры сидели на бревне поодаль от мальчишки, который жадно уплетал варёную колбасу не первой свежести с чёрным хлебом.

Мёртвый посмотрел на маленький тёмный силуэт.

— Откуда я знал, что это он бежит — врезал в горячке боя. Сам понимаешь, я тогда не сильно разбирался, кто там бежит мимо меня.
— Угу… — Советский почесал нос. — Хорошо, что там я не бежал.

Мёртвый усмехнулся.

— Да ладно тебе, уж тебе-то я бы по старой дружбе не врезал с такой пролетарской отчаянностью.

Ухмылка в ответ.

— Ну я надеюсь, что не врезал бы. Ладно, что сделано — то сделано. И что теперь с ним делать?
— Ну, будем возвращаться — оставим его в деревне, да и все дела.
— Вот знаешь, что мне не нравится в твоей фразе? Слова «будем возвращаться». Нам ещё и этот долбаный артефакт достать надо. А потом уже и возвращаться.
— Ну, ладно, скажу так: достанем, а потом вернёмся и оставим пацана в деревне.

Оба смотрели на маленькую фигурку, доедающую колбасу и запивающую её водой из пластиковой бутылки.

— Ага, то есть ты хочешь с ним идти за артефактом? Хочешь сказать, что он не будет нам мешаться под ногами?
— Слушай, ну давай, предложи что-нибудь получше, — Мёртвый повернулся и посмотрел в глаза Советскому. — Ты его хочешь тут оставить? Добрейшей ты души человек, только нимба не хватает. Будем ставки делать, что скорее случится — от голода он помрёт или мутанты его схарчат. Так ты хочешь сделать?
— Слушай, — Советский снова перевёл взгляд на мальчишку и потёр лоб рукой. — Я сам не знаю, что делать, но блин… С собой его брать — это же какой геморрой получится… Если даже мы не будем его оберегать от разных опасностей… А зная тебя, я могу точно сказать, что будем… Так вот, даже в таком маловероятном случае он будет нас выдавать и может здорово подставить в случае опасности.
— Ладно, давай так. Оставлять его мы всё равно не будем, мы возьмём его с собой. Дай договорить, — Мёртвый жестом остановил напарника, который уже было собирался возразить. — Все заботы о нём беру на себя я.
— Класс, — саркастически ухмыльнулся Советский. — Усатый нянь, блин. А я, стало быть, в нагрузку к прикрытию твоей спины, получаю ещё и этого малого, да?
— Да забудь ты о нём, если так охота. Я за ним присматриваю, я. Ты вообще выброси его из головы, как будто его здесь нет. Он теперь моя забота. Лады?
— Не нравится мне всё это. Как хочешь, но мне всё это не нравится. Он нас ещё подставит, попомни мои слова.
— Ну всё, старый Мазай разгунделся в сарае… — Мёртвый ухмыльнулся, понимая, что вопрос исчерпан. — Кстати, знаешь, что он мне рассказал, пока я его перевязывал?
— А, так он тебе что-то рассказал? — Удивился Советский. -Он же слова не сказал с тех пор, как мы его подобрали. Я думал, он нас боится.
— А у меня лицо, располагающее к доверию, — усмехнулся Мёртвый.

Советский саркастически хмыкнул.
— Ну и что он тебе рассказал, лицо, располагающее к доверию?
— Его послушать, так какая-то муть получается.
— В смысле?
— В смысле… В смысле того, что появились какие-то новые мутанты, мимикрирующие под людей. Как хамелеоны, только эти меняют и цвет и форму. А внутри, в смысле в кишках, сразу видно, что они не люди. И вроде как эти парни, которые в него стреляли, не люди вовсе были, а мутанты.
— Да ну нафиг… У малого просто от страха крыша поехала, — возразил Советский.

Мёртвый провёл рукой по спутанным грязным волосам, приглаживая их, о чём-то раздумывая. Помолчал и сказал:

— Я тут подумал… Надо было тех парней посмотреть. В смысле внутри их ран… Вдруг всё-таки он не врёт.
— Ага. Хочешь вернуться? — усмехнулся Советский.
— Иди ты, — ухмыльнулся в ответ напарник.

Покурили, помолчали, глядя на то, как мальчишка допивает воду из бутылки. Каждый думал о своём. Внезапно Мёртвый сорвался с бревна и рванул к мальчику, который сидел к ним спиной, наполовину закрывая собой разгорающийся костёр. Советский сплюнул на землю и приглушённо, но с чувством выматерился, глядя на то, как Мёртвый затаптывает костёр, объясняя мальчонке, что так делать нельзя, что на огонь могут прийти мутанты. Подождал, пока напарник вернётся к бревну и сказал:
— Ну что, Макаренко? Воспитал дитёнка? Я тебе точно говорю, он нас подставит.

Мёртвый только весело усмехнулся.

— Расслабься! Пошли лучше порубаем.

* * *
Впереди, метрах в ста, ссутулился деревянный домик. Точнее, полдомика — правой части просто не было. Никаких рваных следов разлома, никаких сломанных досок, ничего — просто поросшая мхом деревянная стенка, плавно переходящая в пустоту.

— Ух и нифига себе, — выразил своё мнение по этому вопросу Советский, оглядывая домик в оптический прицел. — Где-то рядом может быть аномалия, как думаешь? — он глянул на напарника.
— Скорее всего. Дальше идём с салютом.

Мёртвый обернулся и приказал мальчишке, идущему в двух метрах за ним:

— Идём след в след, понял?

Тот быстро-быстро закивал головой — видно было, что он всё ещё побаивается двух здоровых мужиков с оружием.

— А хорошо, что мы сюда вечером не пошли, да? — задумчиво сказал Советский, разглядывая избушку. — Как бы вляпались с размаху в темноте…
— Угу. Давай, вперёд и с песней! Справа — твоё, слева — моё, по центру — кроем вместе.

Размеренным шагом выйдя из леса на большую опушку, которая, похоже, представляла из себя не что иное, как участок Зоны после выброса, сталкеры двинулись вперёд. Советский подбирал камешки и кидал их вперёд и влево, при этом держа СВД наготове, Мёртвый точно так же контролировал территорию впереди и справа. Маленький мальчик семенил за Мёртвым, боясь отстать. Камешки падали на землю, на поляне ни слева, ни справа никого не было. Они уже почти было дошли до домика, как вдруг ребёнок заговорил.

— Там… впереди… опасно!
— Опаньки! Проснулся! — Мёртвый обернулся. — Что ты говоришь, ребёнок?

Ребёнок смотрел на него голубыми глазёнками и молчал.

— Ну-ка, повтори ещё раз, да не бойся ты, не тронем… Мы добрые… Правда, Советский?

Советский посмотрел на Мёртвого.

— Да брось ты придуриваться, слышал же чего он сказал. Впереди — опасно. Он аномалию или артефакт имел в виду?
— А ты спроси, — Мёртвый усмехнулся, — Он у нас разговорчивый парень.
— Ладно, сейчас сами проверим. Кидай камни подальше. Посмотрим…

Первый же камешек, улетевший дальше пяти метров вперёд, изменил траекторию и упал в траву где-то слева. Сталкеры переглянулись. Потом одновременно перевели взгляд на мальчишку. Тот смотрел на них чуть испуганно, но теперь в глазах просматривалось ещё что-то такое, похожее на гордость.

— Я фигею, дорогая редакция. — Советский опустил СВД стволом вниз и пристально разглядывал ребёнка. — Как он это делает?
— Я тоже так хочу! — встрял Мёртвый, широко улыбаясь.

Советский помотал головой:
— Так, потом разберёмся… Пошли в обход.

Неожиданно пацанёнок уверенно зашагал левее аномалии, как всегда, не произнося ни слова. Мёртвый хотел было его остановить, но сам был остановлен напарником.

— Пусть идёт. Мне так кажется, он знает об этой фигне намного больше нас. Сам поражаюсь, что это сказал, но — ты сам видишь, что я прав!

Мальчик обходил аномалию по левому краю, беря курс заодно и на обход избушки.

Мёртвый подтолкнул Советского:
— Давай за ним!

Они пристроились сзади мальчонки, уверенно вышагивавшего по грязно-серой земле, шагая след в след, стараясь не забирать правее. Мёртвый осматривал левый край поляны, Советский с СВД наперевес посматривал направо. Они обошли избушку слева и остановились у непонятно чем и как обрубленного края деревянной стенки. Мальчик смотрел прямо перед собой и молчал. Избушка вблизи выглядела ещё меньше, чем казалась от края поляны. Мёртвый наклонился к нему и почти неслышно шепнул:
— Стой здесь, жди нас.

Мальчик, всё так же, глядя перед собой, кивнул. Мёртвый, в свою очередь кивнул напарнику, который, повесив винтовку за спину, снимал «Макаров» с предохранителя. Советский кивнул в ответ. Мёртвый пару раз глубоко вдохнул и обогнув растворяющийся в воздухе участок стены, влетел в избушку с автоматом наперевес, поводя стволом из стороны в сторону. Ещё миг — и в домик вкатился Советский и замер на одном колене, прицелившись в противоположную стену. Пусто. Стволы медленно, с некоторым облегчением и почти неощутимой примесью разочарования опустились. На столе оказался сразу бросающийся в глаза золотой шар сантиметров двадцати в диаметре, примечательный своим цветом и тем, что вопреки всем законам физики не скатывается со стола.

— Никого. Ну и ладушки, — Советский встал в полный рост. — Берём артефакт и делаем ноги. Мне это место что-то не нравится.

Мёртвый быстро запихнул кажущийся металлическим шар в рюкзак.

— Уходим.

Снаружи их ждал мальчик. Мёртвый закинул АКМ за спину и присел на корточки возле него. Веснушки, белобрысые волосы, голубые глазёнки — как на фотографии. Мёртвый улыбнулся и сказал доверительным тоном:
— Ну что, эксперт, веди нас обратно.

* * *
По зелёной траве шагалось легко. В воздухе немного пахло хвоёй, в лицо дул ласковый ветерок, тепло обдувающий кожу. В такие минуты не хотелось думать, что всё это — Зона, вокруг радиационный фон, а за ближайшими кустами может оказаться кто угодно и что угодно. Советский с наушниками на голове крутил ручку настройки на поясе в поисках радиопереговоров — пока слышно было только эфирные помехи. Мёртвый вопросительно мотнул головой, мол, что там слышно. Советский в ответ отрицательно покачал головой.

— Я устал. Я хочу отдохнуть.

Мёртвый с удивлением посмотрел на мальчишку, сказавшего это.