— Я делаю, — я ответил. — Ты осуждаешь его за ошиб-ки он не совершал, как такой суд можно назвать судом?
   — Так… — Дэвид размышлял, рассматривая доказатель-ства с неопределенно веселой улыбкой. — Вы стойте теперь, рассказывая мне, что этот человек, с раком гложет его кости, не подвел нас в будущем? Что его тело по-прежнему будет сильным, его суждения ясно, до дня он умер?
   — Я рисковал своей жизнью для вас, для всех вас! — Правец ляпнул, его тон колеблется. — Мне нужен был только достаточно денег для моей семьи, так они в Леа…
   Дэвид вскочил на ноги, целеустремленно шагая вперед.
   — Быть молчаливым! Это… болезнь затронула более, чем ваше тело, если вы видите себя в качестве жертвы! Каждый человек здесь размещают свою жизнь в ваши руки, вы, кто знал, что вы были не пригодны для задач! Ничто не происходит здесь сегодня, что Вы не заставили нас сторону! — Правец всхлипывал, его руки бесконечно извивающихся в отношении облигаций. — Я бы оставил до самого плохого, клянусь. Там… другого пути не существует!
   Он был прав, конечно. Неизлечимо больных сталкеры, Д. Н. РС, не разрешалось вступать в любые существующие фракции, или даже сформировать свою собственную. Даже если вы находитесь в здравом теле и уме, с болезнью, которая не погасят свою жизнь еще на полгода, Вы не заработаете сумму, которую вы искать в том времени ищет его в одиночку. Мы позволили Д. Н. РС , чтобы стать Сталкерами, но оно было бы добрее, чтобы превратить их в самом начале, а не даешь им ложные надежды и отправить их в это место, чтобы умереть вдали от своих семей гоняться за никчемными безделушками. Я увидел себя в Правец, причем настолько, что, возможно, он должен был отжимать этот пистолет к моей голове, он символизировал все то, что сталкеры не хотят признать о себе.

   Страх, отчаяние, отчаяние, предательство. Убив его мы пытаемся убедить самих себя, что мы убили этих недос-татков, и в свою очередь получить несколько бесценных часов как неразрушимый мужчины, воины, прежде чем инфекция прокралась обратно?
   Я хотел бы сказать тебе. Давид, адреналин и мнимой праведности, проникающие через него, игнорировать предателя и повернулся на меня.
   — И ты, Абрам! Ты ничему не научился за время вашего пребывания здесь? Что вы думаете произойдет, если мы выпустим этого человека без наказания? Слово будет рас-пространяться, другие будут пойти по тому же пути, полагая, что самое страшное, что они могут получить вместо простого изгнания.
   Он стоял так как я и остальные государь мог разглядеть его лица, это была хорошо измерена производительность.
   — Я никогда не желал, чтобы он мог прийти к этому. — Он вздохнул, голос тяжелый с сожалением, и я знаю, что некоторые из вас, возможно, не желают видеть Правец убил. Но это место не погасит акты доброты, рассмотрения.
   Дэвид говорит последующего слова с большой убежден-ностью, управляя рукоятью кулаком в ладонь, чтобы добавить вес к наиболее важным из них.
   — Все что мы есть — это солидарность, сила, нашей группы. Мы должны защищать эти на все расходы. Поскольку зоны позволит нам ничего другого. Один акт доброты, милосердия, теперь может разгадать любое доверие мы оставили друг в друге.
   — Пожалуйста, Давид, — сказал я тихо, только для него, чтобы услышать. — Я… не может сделать это.
   Теперь глядя только на меня, он продолжал говорить, как будто ничего не было сказано, достаточно громко для всей группы, чтобы услышать.
   

   — Хотели бы вы доверить свою жизнь снайпера опухоль головного мозга? Или медик со СПИДом? Как только звеньев, которые связывают нас вместе ослаблены, неус-тойчивы, тогда мы больше не фракция, не группа, просто кучка безнадежных мужчин, которые знают, безопаснее быть в одиночестве.
  — Хватит! — Я сорвался, нервы то не могла сравниться с таким красноречием, что невозможно было победить та-ким образом, подавляющее мне неважно. — Как вы про-славляете его это убийство, Дэвид! И я не один с этой кро-ви на моих руках!
   Лидер группы заметил меня, внимательно, как будто он только что обнаружил новый вид глубоко в зону и пытался выяснить это.
   — Если Вы не будете делать то, что лучше для груп-пы, — сказал он медленно, — тогда он падает на меня.
   Дэвид выскочил ловить на себе кобуру и обратил Брау-нинг, держа его на свою сторону.
   — Я дам тебе последний шанс, чтобы делать правильные вещи.
   — Или что? — Я расползлась в нервной неверие, Мака-ров дрожит в моих лапах. — Ты убьешь меня? Убей меня, как ты убил бы Правец?
   Я встретился глазами с Дэвидом и его взгляд сказал мне, что это именно то, что он хотел сделать, был гнев, горя-щий в его с такой интенсивностью, что я поражалась его способности контролировать его. Я знал его добрые, они были не такие уж и особенные, по кирпичику логическим лицо было склеенный над Rage, держа его в плен, но из этой логики, интенсивно черно-белый взгляд на мир был лишь другой формой ярость, она была слишком жесткой и ограничивающие быть что-нибудь еще.
   Смех, плоские и искусственные, нарушил тишину.
   — Не будь таким драматичным, Аврам, — пожурил он, ухмыляясь. — Я не нуждаюсь в вас стрелять, то зачем я? Было бы гораздо проще уничтожить вашу репутацию, что-бы вас выселить из суверенного спреда и причины вашего позора. Вы думаете кто-нибудь еще примет в Д. Н. Р со-чувствующий на борту? Как вы думаете, долго ли ты вы-жить вне фракций? Неделю, две, месяц?
   — Сколько времени? — спросил он вслух, и была встре-чена хором ответы.
   — Пять дней!
   — Одна и га нет, две недели!
   — В неделю!
   — Шесть часов!
   Смех. Дэвид усмехнулся.
   — Видишь, Абрам? Мне не нужно убивать тебя. Зона сделает это за меня. Все, что мне нужно сделать, это… бросит вас на произвол судьбы.
   — Абрам, — голос прохрипел подо мной, заставляя мой взор вниз, чтобы Правец в заплаканное лицо. — Пристрелите меня, Абрам. Не стоит нам обоим умирать за это, и я… Я бы предпочел это сделать по другом, чем лю-бым из этих животных.
   Некоторые формы тихим достоинством украл над ним, причем настолько, что в один момент я уважал этого чело-века, преклонил колени передо мной, израненного и изби-того, больше, чем кто-либо я когда-либо знал.
   — Правец, — пробормотал я, вставляя слова в горле, как будто они были сухие и безвкусные. — Я скорее застре-люсь. Я не могу признаться в этом виде преступления, я не могу наказать тебя за это.
   Нахмурив брови, и вдруг осознание заливала лицо, вды-хает в него жизнь, он смотрел на меня с внезапным и отчаянным голодом — как будто я товар, нечто, чем можно торговать.
   — Ты! Ты…
   Я выстрелил один раз, самосохранения рефлекс, и Пра-вец в голове щелкнуло справа, как пуля пробила его череп. Его тело скомкано тихо на траву, больше ни одного слова из этих губ, и с одной жертвой я знал, что это слишком поздно, чтобы когда-нибудь вернуться.

* * *

   «Где я?» События боролся, чтобы собрать себя вместе, как мое тело медленно проснулся серия покалывание агонии; я был в тумане, они повели меня вниз, рванул в мою маску, сделал Лукин вытащить меня? Где он? Было больно дышать, мои легкие опалило чувствовал, был вялый прохлада на мое лицо и закрыл мне глаза, но под кожей осталась подтянутой и сырье, уколы, путешествующих вверх и вниз моей головы, корчась.
   Переезд. Что-то двигалось. Сообщение достигло моего мозга до моих ушей даже пробовали звук, я поймал за хвост-конец, быстрый топот шагов. Как я сосредоточился на прослушивание для другой шум, мой нюх вернулся, он был холодный, прогорклый воздух, который наполнил мои ноздри, на длительный запах чего-то животного, человека?
   Я медленно спиральный мою руку вверх, мышцы взывают протест, и искал приклад моего пистолета дрожащими пальцами. Я схватил горсть влажного материала, Браунинг исчез. Паника набухли через меня, я думала, что бы заглушить боль, но между ними образовалась ужасная оркестром; один окунать и дергает меня за сердце, а другой ударил ножом мышцы вокруг него.
   По следам пришли снова, тумп-тумп-тумп, они звучали на этот раз ближе, или, может быть, они принадлежали кому-то что-то… еще. Раздвижные мою руку вниз по моей правой ноге, я почувствовал облегчение побережье сквозь меня, как она коснулась холодной стали. Захлопнув защелку открыть, я медленно привлек охотничий нож из его ножен, держа оружие на моей стороне и, я надеялся, с глаз долой.
   Инстинкт велел мне не говорить, не двигаться, так что я только кричала внутрь, когда невидимая клешня сжалась вокруг моих ботинок. Там был низкий, проворчал ропот, где-то между старческие разглагольствования старика и дуться неодобрения ребенка, но штука была словно тисками. Адреналин прокачивается через мое тело, непрошеного топлива, которые заставили мои зубы в нервной болтовней, я грит на них сверху вниз и стиснул нож так крепко, что она почувствовала, как мои кости бы предохранитель со сталью.

   Гномы, гномы, гномы. Неожиданно мне было пять лет снова, только на этот раз там не было никого сильнее и более способен прогнать монстров для меня нет разделения-вторых, где я будила только перед когти рвали мое горло открыть, не аккуратно и упакованы выводы. Он сдвигает ноги, он грубо дергая из стороны в сторону, как будто пытаясь заставить свое тело энергию в движение.
   Тумп-тумп-тумп. Еще один был по моей левой стороне, медленное, прерывистое дыхание расположив его на уровне груди-на уровне. Неуклюжий, долбили кулаками рук в карманах моего костюма, разрывая открыть карман, который пролил Красная Шапочка конфеты по полу. Там был сложный муттер, которая подняла ворона через мою кожу, и короткое мгновение звуки треск бумаги и хруст зубов. Страх пытался вытащить меня из моего ума, чтобы выманить меня в безопасное и теплое место, но я должен был оставаться сосредоточенным. Я боролся с ним все; в дрожании импульсов путешествуя вверх и вниз по моему телу, удушье истерии, который я почувствовал, как нечто жизненно пытаясь коготь это выход из ума, слезы кипящая в моих красных воспаленных глаз, как вода на раскаленных углях.
   — Лукин, я знаю, что ты сделал это, я знаю, ты слы-шишь меня, ты не сможешь сопротивляться контроллеры, вы должны быть… экстрасенс, телепат, я не знаю, почему ты меня не слышишь? Почему бы тебе не помочь мне? Пожалуйста… пожалуйста...
   — Нет, нет. Останемся вместе, ты не выберешься отсюда живым, если Вы не. — Голос в моем сознании прошептал сурово. — Ты мужчина, мужик, ты может быть слепой, может не пистолет, но вы мужчина. Они меньше, чем вы, они животных.

   Животных. Мое тело очистки, уборки меня в темноту, животных. Гнев поднялся во мне, едва мерцание его сначала, но с каждым толчком, с каждым новым зондом моя униформа на эти вещи, он вырос. Не только это нарушение, гнев находясь здесь, просыпаться каждое утро с мыслями только функциональные, практичные вещи, так как думаю другим было просто слишком больно сейчас. Тот факт, что я позволил себе стать Сталкером, и при этом позволили себе стать всего ничего.
   Шум поднялся без меня, готов ее, и я знал, что гномы тоже это слышал, их возня, постоянные акции были резко замолчать, но я просто не волнует. Это был первобытный, неизвестно, низким рычанием предупреждения, которые быстро построили в устойчивый грохот поднимающегося от моей груди. Я почувствовал движение, конечность, протянутую к моему лицу, не предупреждение, просто высокомерным любопытством, желая найти источник, причину этого звука.
   Ожидая, пока длинный, уродливый палец вычистила мои губы, я прострелил руку вверх и зажал мои руки сомкнулись на самое запястье. Там был крик тревоги, блокируется, как я выпустил кипящую энергию в мою грудь; длинный, горло-зачистки «Ура-а-а!», отскакивая от стен подвала и развязывания ярости я не испытывала никогда прежде.
   Мой нож пробил вниз как крик продолжали сыпаться из меня, я почувствовал сопротивление тяжелых, завязанный мышцу под лопаткой, распыляя кровь по лицу.
   Неземной крик гнома разорвал мои барабанные перепон-ки как бритва наконечником, существо поборолся и ударил меня, разбив это безудержное конечности в мое тело с силой парового поршня, но это только сделало меня злее. Что-то сломалось внутри, я не контролирую больше, мне просто нужно было пройти дальше боль, боль, передайте некоторым другим ублюдок, потому что я принес ее достаточно долго, я нес его на долго хватит. Другой схва-тил держись за мою правую ногу, пытаясь тащить меня прочь, но я взбитые мой ботинок вокруг и почувствовал, как его с размаху в сторону голову гнома, его свержение.
   Дав последний, глубокий косой с ножом, я отпустил свою хватку на другого карлика за запястье и, выбравшись на подставке, пиная злобно на него и чувство низкое, мут-ное удовлетворение как от удара соединены. Протягивают мне свободную руку с растопыренными пальцами, я натк-нулся на беременную тьму, отчаянно пытаясь получить контроль над этими новыми ощущениями. Там была странная, плотно невесомости в животе, вроде того, что вы чувствуете, просто прежде чем прыгать с высокого пика, или почти падают от одного.

   Без использования моих глазах было предположение, что мой ум, казалось, делая постоянно, что пол подо мной вдруг уступить дорогу, что я бы шаг в ничто, и потому что мое тело в это верил и я тоже. Это был самый страшный страх я никогда не чувствовал, страх перед совершенно неизвестным, он заставил меня хотеть разорвать мозг из моего черепа и регулировать его; чтобы кричать на него, что просто так она не могла видеть мир она не имела в виду, что вещи перестала существовать, что я была зарядка в бесконечную, бесформенную пустоту, что он собирался убить меня, если эта идея не начинал укореняться в ближайшее время.
   Со свистом воздуха, что-то тонкое и твердое ударило меня по затылку, как резкий и мощный, как ЧОП из стальной рукой. Я закричал, гром-взрывы гремучего через мои глаза, и ударилась о стену как тяжелый цилиндр врезался в мой позвоночник.
   Мягкий материал разбил мое падение, я сначала поду-мал, что это груда тряпья, наброшенного каким-то строи-тельным мусором, но потом моя рука нашла нос, губы, глаза, и мокрый, прогнулся полые из раны на голове.

   Отвращение переполняли меня, как будто пауки развер-нулись от моей кожи и роились над ним, потом мой рацио-нальный ум зажат он вниз, точно так, как я тренировался, чтобы после этих бесконечных кошмаров моего отца.

   Оружия. Я пробежался руками вверх и вниз, над и попе-рёк тела, рисунок в резкий вздох, когда мои пальцы коснулись мертвенно-холодной плоти, концентрируясь на поиске что-то металлическое, металл, пистолет, фонарик, документы…

   В одно мгновение я знал, что я был ранен, я почувство-вал на кирпич наехать на мой правый висок, раздробив на две половинки. Наверное, из-за адреналина, я не чувство-вал боли, ничего, только ощущение крови, стекая по мое-му лицу и плоский, медный вкус во рту. Сила вытекла из моих мышц как вода, и я безвольно упал на влажный бе-тон, жесткий влажности это онемение меня в щеку.

   Я знал, что этого было достаточно, что я был бы одним из сталкеров, которые погибли с глаз долой, как и многие другие, и я обнаружил себя принять это. Что заставило меня силу мою руку в движение была тьма, я не хочу уми-рать, видя только тьму, я боялся, что больше, чем умереть в одиночестве, потому что смерти нечего было бы украсть у меня, когда он пришел.

   Зацепив двумя пальцами за повязки на моих глазах, я рванул вперед и разорвал медицинский гель-пакеты по-дальше, позволяя им упасть на землю с мягким шлепком.
   Мир размытый калейдоскоп, словно видя сквозь бес-численные куски грязного, битого стекла глушат все вмес-те, чтобы сформировать картину. Приземистые, мускулис-тые фигуры тасуются из темноты, было как раз достаточно света, попадающего в подвал, чтобы предоставить меня смутные впечатления от них.

   «Это было трудно поверить. Коренастые тела, прежде чем нам было все равно, кровь медленно плачет из перечный спрей из пулевых отверстий по всей ее огромной, бочкообразная грудная клетка. Маленькие детали, скрученные в гротеск вещь, лежащую у моих ног, напомнил мне о моих ближних; раздираемый яростью, отвращением от того, что он стал и отвращением на все, что его окружало, настолько, что это существо, которое едва не убило и меня и Глеба считанные минуты назад, стали объектом жалости».

   Я душил смех, вопреки себе самому, что мой разум будет решать, мучить меня с выдержками из двух недель со Сталкером. Никаких глубоких и проникновенных предсмертное коллажа здесь нет моментов, что я могу почти вкус со сладким память, просто безвкусный и бесполезный бред выплюнул из десятка книг научного текста, истории, биологии.
   Все, что я когда-либо делал, было читать слова мертвого мужчины, окружающие себя с пыльной, академические фолианты в то время как все остальные ребята боролись и играли, она была в изоляции, предназначенных для обеспечения меня более выгодный, престижный изоляция позже в жизни.
   Зона — последнее место, где мой отец хотел, чтобы я в конечном итоге, но после того, как я стал свидетелем тихой болью тех, кто в Киеве, билбордах Кельвин Кляйн и BMW предлагают нам предметы, образа жизни, которые были также фантастическими и невозможными, как далекий, жестокий сон, она стала неизбежной. Я хотел ясности, я хотел те годы назад, что я никогда не проводила осмотра и не зная, не ста различных степеней несчастья. Просто богатый или бедный, умный или густой, красивый или некрасивый, талантливый или неумелых.
   Мертв, или жив. Я повернула голову, чтобы посмотреть на Сталкера, знание очертаний и элементов детализации, что мои глаза не могли. Он уставился слепо на бетонный

пол, рот зияет в выражение вечного удивления, зазубрен-ный осколок металла, торчащий из его черепа в стальной плавник. Я признала патч на правой руке, символ, Слово, о котором даже сейчас звучали как приказ, заставить его подняться из могилы и продолжить борьбу.

   Долг. Он почувствовал, как обвинение, как будто этот труп был вечно суждено закончиться здесь, просто ждет меня, чтобы наткнуться на него и молчаливый упрек должен быть доставлен. Я не собирался умирать, я не подпитывается тем же религиозным рвением, что этот Сталкер имел купился, я просто не чувствую ничего больше; мне распознать, если что-то было красиво, или ужасно, но не было никаких эмоций. Было бы правильно падать здесь, но…
   Гномы приблизились, лесопиление ко мне с самодоволь-ной праздности, я больше не был для них угрозой, они принимают их время. Один пошатнулся немного, я увидел ее как громоздкий желто-белый сгусток, темно-красными прожилками были кнут хлестнул по бледной коже, то существо выглядело так, словно это было нападение не на нож, а скорее энергичный художник. Крови стучал на землю с едва слышным шлеп-шлеп, оставляя копейки размеру капель, и я чувствовал ненависти, горящей в этой мерзости, как он рявкнул во рту клыки на меня.
   Я отвернулся, ушел в отставку, когда мои глаза остано-вились на долг Сталкер правой рукой. На осколочная гра-ната закрепляется в его смерти-сцепление. У вас есть долг, Абрам. Может быть, я сделал, в, что. Собрав последние силы моей, я потянулся за оружием.

* * *

   Время эластичная, не думаю, что кто-нибудь может с этим поспорить. Каждую секунду, минуту, час и обладает способностью растягиваться и поймать нас, чтобы восстать из выделенных им пространств, и когда они делают это редко бывает приятной.
   У меня был друг в Cheventski, один из немногих, кто предпочел бы перейти на меня тогда быть с ребятами, так она сразу же следует, что он был немного странным. Предпочитая проводить время в темном, мягкий зал, заполненный чуть больше стопки книг и матрас, не было каких-то шестнадцать лет должны иметь предпочтение перед папиросы и Столичная.
   Когда я говорил о моей скуки, минуты превращая себя в часов, он бы просто хихикать и трясти головой. Он положил его ко мне, что я был Творцом этого мира; что все вокруг, каждая вещь, был там, потому что я этого желал бы. Я чувствовал себя очень неуютно с этим сначала, это звучало слишком похоже на добровольном божественнос-ти, и если это действительно было правдой тогда, как бы я создал мир такой?

   Я предпочел бы дистанцировался от этого мальчика, от-рекся от него и его странных теорий, но Kuian был единственным, кто когда-либо выбрал меня видеть. Сначала я пыталась отвлечь свои проповеди на языке smalltalk, нервная болтовня, но единственным ответом был тот же смешок, и он повел нас обратно к моей сотворения мира каждый раз.
   Был я наказать себя, он рассуждал. Иначе зачем бы я ут-верждаю существование которого проглотил его приготовления в изоляции в то время, предоставив всем остальным, некая мера счастья? Все это походило на бесконечную жестокость, и я нанес ответный удар от гнева и обвинения, нападки на него и его слова, но Kuian был непреклонен. Я обиделся на него, но не мог заставить себя заставить выкинуть его из своей жизни, возможно, я жаждал человеческого компанию на столько, что даже моменты, проведенные в подозрительность и недоверие были лучше, чем ничего.

   Я боролся Kuian со всеми моими накопленными зна-ниями; науки, физики, биологии, математики, построил возвышающиеся аргументов для каждой новой встрече, но мне все было мало, он разрядил в них все с простого, абсурдных истин. Это был только вопрос времени, прежде чем я потерял контроль над собой, и, как он пришел в гости на следующий день, я столкнулся с ним на улице. Заполненные с яростью я никогда не чувствовал раньше, я врезался в него, разбив кулаком по его лицу, пока он был неспособен к речи.
   Не раз делал он попытки отыграться, даже после того, как я сломал нос и выбил ему пару зубов, он просто ждал, пока истощение грунтовых меня к остановке. Стоя на коленях над его телом, плашмя на траве и набросился с грязью и кровью, я задыхался, кулак все равно тянет обратно и колеблющихся.

   Kuian это лицо было в беспорядке, но глаза светились торжеством, с хихиканьем выйдя на этот раз в качестве забулькало рашпиль.

   — Все, что я говорил раньше… не правда. Не до того сейчас. Вы сделали это ваш мир сейчас, не просто принял его, теперь у вас есть власть. Сила перемен.

   Я не понимаю, но часть меня знала, что он был прав, я никогда не чувствовал этот путь прежде. Это не было насилие, но движение, действие, что-то было дано мне.
   Я пришел к пониманию того, с течением времени, что Kuian это насмешки и приводит в бешенство слова были не более чем медленное и неуклонное очищение. Ослабление ярость внутри меня, где не было ничего, кроме пыли и паутины перед, затем позволяя ему взорвавших себя в качестве цели, благодаря ему я знал, что я не безнадежна и мне никогда не приходилось чувствовать, что путь снова.
   Я взял на себя управление, я изменил мой мир, и, в свою очередь, эти изменения привели меня сюда. Если что Kuian сказали, правда, то зона была частью меня, кошмар я сотворила, кусок моей психике так темно и опасно, что он имел право убить любой частью моего мира, чтобы убить меня.

   Эти создания; гномы, контроллеры, зомби, они были мо-ей болезнью. Я буду убивать их по одному.

Часть 4

   Меня зовут Лукьян Петренко. Вчера был мой восемнад-цатый день рождения, но я никому не сказала, я не уверен, если это имеет значение больше. Я никогда не построили свое мужество, чтобы спросить, как старый человек, который спас мне жизнь, или почему он даже сделал это, потому что я не знаю, если эти вопросы либо имело значение. Мой организм был истощен, мышцы дернулись от отдачи дробовика и мои ноги потащили, как свинцовые гири, но я не мог уладить.
   Я продолжал изучение битвы в моем сознании, подбирая его на части, чувство вины, страх и стыд снова и снова. Мы играли в сталкеров, когда я был мальчиком, здание белку мест в лесу из веток и кусков металла, оглядываясь назад, что чувствовал себя более реальным, более правой, чем все остальное, что мы обещали. Говорят, что нельзя врать детям, они чувствуют это слишком легко, и мы увидели ту ложь, которую они пытались нас кормить.

   — В сталкеры идут люди, которые потерпели неудачу, Лукин. Они воры, убийцы, уничтожая своими руками, потому что они никогда не узнали, как использовать их умы. Если вы пойдете этим путем, если вы будете следовать им, тогда вы отвернулись от своего истинного потенциала, вы отрицаете то, что ты есть.

   Даже наши родители знали, что это ложь, вы могли бы сказать по тому, как энергично они поддержали его, повторила она, подбросив постоянный щит из слов, предупреждений, чтобы скрыть безысходность они подозревали. Мы стали осознавать многие вещи, но эти были не преподавал в классе, или перечисленные в страницах книги; пьяные тирады от горьких отцов, как этот ‘Новый век’ России обещал нам все, но доставили нам ничего, как единственное, что нам предлагал, было злом, неземной язва на теле мира, все наши прошлые достижения в области науки, техники, искусства и литературы забыты перед лицом зоны. Это был мир истории дошедшей до нас через сигаретный дым, разбавленный Столичная, но мы узнали это хорошо.

   Две недели со Сталкером была опубликована за год до того, как я оставил ровно; как интригующее и запретное в качестве наиболее явной порнографии, самый мощный и опасный наркотик. Единственном экземпляре, прошел между группой нас, уничтожили любые амбиции мы, возможно, имели в запасе, чтобы обеспечить низкий заплатили, уважаемая работа. Мы собирались сталкеры, все остальное не имело значения.
   Вместе с четырьмя другими я отправился в город, у нас было мало денег, так что следующие две недели были потрачены пешком, автостопом, когда мы могли, чтобы Киев. Иногда мы хотели бы остановить на этом пути, полное забот для употребления в пищу или кровати, и капли энтузиазма счета, куда мы идем и что мы делаем на наших добродушных хозяев.
   Несколько пытались вразумить нас, как наши родители, их аргументы уступив место приглушенным байки зоны, которые были почти призрак-история в природе, как это было место, которое никогда не предназначалось для этой земли. Другие же рассматривали нас с ленивым презрением, плевками, как они не стали плакать за наших молодых костей, когда плоть разрывалась от них, потом крякнул громко, чтобы закончить разговор.
   Только один, пожилой человек со множеством линий на лице и клоками седых волос тыкая из его ушей, казалось, понимали нас. Он просто кивнул, опираясь постоянно на зажженной папиросы, большой капли дыма наполняя крошечные номера своего дома. Поглотила такая мгла табака, мы бы паузу, давая ему возможность поговорить, но он лишь отмахнулся возможность и жестикулировал для нас, чтобы продолжить.
   Только на следующее утро, когда мы отправляемся в отпуск, он говорил, словно ночной сон был необходим, чтобы переварить всю информацию, которую мы дали ему.
   «У вас не будет никаких проблем, пока вы остаетесь вместе, вы сильнее, что путь».
   Я бы понял все слишком поздно, что он был прав.

* * *

   «Только пятеро, да? Шестьдесят восемь рублей голова потом».
   Укрывает глаза от солнца, я сдал пачку денег по всей свободной рукой, почти мгновенно пожалев мою потребность увидеть Сталкера в лицо. Он стоял подальше от света, и без его помощи протянуть его выглядит искусственной жизни мужчина был сразу все отвратительное и жалкое. Его кожа была мертвенно бледной, единственный цвет в черты его лица, поступающего от нос картошкой покрасневшее темно-красным от запоя. Жирные стерни окропил его челюсти, как железными опилками, пятнистый беспорядок, который, хотя и оставил небритый, вероятно, никогда не вырастают во что-то напоминающее бороду.
   Я помню, как читал Кузьмин, Автор двух недель со Сталкером, описать глазах этих мужчин как «шлюзы своей души. Все сразу раненых и определила, обветшалой штукатурки укладывают поверх зияющей раны».

   Очевидно Кузьмин никогда не встретил этого Сталкера; его глаза были столь же пустыми и невыразительными для меня как два кусочка окрашенного стекла, если там была душа за нее казалось, что придется копать глубоко, чтобы найти его.

   Как он пересчитал деньги, я повернулся, чтобы про-верить на других четырех позади меня, было трудно поверить, что мы наконец собирались войти в зону. Вне-запная тревога возросла во мне и был теперь выстреливает себя вокруг моего тела, сомнения, которые я никогда даже не рассматривала, прежде чем заявили о себе, я сжал одну руку в кулак и толкнул вниз на все это.
    Сталкер повел нас вниз по крутому склону, который в конечном итоге уравняло в остатки бетонной стены, лианы и плантлайф, торчащие из многочисленных трещин. Примерно в пятнадцати футах справа от нас был огромный, проржавевший открытия, дренажную трубу, которая была все еще сочащуюся фол пахнущий след на дне этого оврага.
   Молча, мы последовали за нашим гидом к отверстию трубы, оттягивая лямки наших рюкзаков, чтобы удостове-риться, что они были безопасными.
   — Это прямо через, — мужчина объявил наотрез, нажав на фонарик и светить его в глубь трубы. — Просто следуйте за мной и не скользит в воде.
   Он схватил сторону открытия и собирался взгромоздить весь свой вес на нее, когда голос раздался позади меня:
   — Постой!.
   Мы все обернулись, увидев Сергея уставились на нас с выражением удивления.
   — Я не могу в это поверить — сказал он медленно, — ты действительно собираешься пойти туда, в Зону?
   Неловкая тишина наполнила воздух, наш друг внезапное нежелание угрожая разбить группу на части.
   — Это то, что мы всегда планировали, Сергей, — отве-тил я, в конце концов. — Ты знал.
   — Когда мы были одиннадцать! — Он стрелял в спины, злость просачивается в его тоне. — Это реальные, Лукин. Не слова на странице или игры играли в лесу! У нас нет подготовки кадров, нет оборудования, один пистолет меж-ду четырьмя из нас! Это самоубийство!
   Мой желудок перевернулся, я отрезал мою голову вок-руг, чтобы посмотреть на Сталкера, в ужасе, что Сергей допуска нашего неумения и поставляет бы вызвать у него ответ с возмущением. Хуже того, наш гид выглядел просто раздраженным, как будто он только что обнаружил дыру на сапоге.
   — Если ты остаешься, оставайся. Если вы собрались, тогда вперед!
   — Это всегда было просто игрой, — Сергей умолял, иг-норируя его. — Разве ты не видишь? Мы не сталкеры, мы никогда не были, ни один из вас не доживет.

   Даже в плохом освещении фильтрации вниз в этот овраг его глаза сияли, сдерживая слезы заглушая их. Алексей и Виктор рассматривать их давнего друга с подозрением, как будто все это время он был шпионом насадил среди нас. Я посмотрел на Сталкера и снова увидел его, глядя на Сер-гея, одним пальцем выстукивать ритм на прикладе своей кобуре пистолета.
   Я прочистил горло, поставив себя между С. и другие.
   — Я искренне сожалею, мой друг. Это то, что я должен был делать, я чувствую это, но… вы делаете не, я вижу, что сейчас. Даже если я умру в какой-нибудь вонючей яме в зоне, это будет значить гораздо больше для меня, чем экономия ради копеек в Киев, я надеюсь, вы понимаете.
   Сергей дал мне любопытный взгляд, словно видел меня впервые. Он задушил небольшой смех, движение, вызывая слезы проливать по щекам.

   — Ты действительно собираешься это сделать, после всех. — Другой молчания, а затем как он впитывал мои слова, кивая. — Очень хорошо тогда. Я полагаю, что есть мало еще, чтобы сказать. Удачи.
   Он протянул руку, но я не брал его, что бы был тоже фи-нал, он, казалось, понял, когда я отрицательно покачал головой.
   — Прекрасно, вперед! — Сталкер заговорил, донося-щийся нашего друга прочь, как насекомое. — Но я остав-ляю деньги себе, за беспокойство.
   Мужчина вытащил молоток, на его пистолет с громким щелчком, и Сергея протесты умерли у него на губах. Он кивнул мне, не раз, глядя на Алексея и Виктора, и начал выбираться из оврага.
   Я наблюдал за ним всю дорогу, пытаясь удержать иде-альный образ, я полагаю, но зона это не место награды, что романтические жесты, как, что. Я бы моей памяти Сергей, но было бы порыться в моем мозгу, подобно пы-лающим железом.
   Он только что установленный бровке холма, когда неви-димое оружие приведенное в действие, разрывая воздух пополам с их быстрому бормочут. Сергей воздел руки вверх, словно сдаваясь, переплетая, как пули врезались в него, после чего упал обмяк и упал обратно вниз на нас, как мешок мусора.
   Я помню, как бежал к нему, перевернув его тело, и эти стеклянные глаза, глядя, но не видя ничего, сжигания дыру прямо сквозь меня. Я знал, что он был мертв, но… он просто не представлялось возможным, мой разум не мог подключить Сергея я видел восхождение оврага десять секунд назад, чтобы тот весь в крови подо мной. Я никогда не знал столько всего произойти за такое короткое время, она парализовала меня, и если кто-то не боролся меня к стенду, впихнул меня в дренажный канал, я бы, наверное, тоже погибли.
   

* * *

   — Ты с ума сошел? Мы должны продолжать двигаться!
   Сталкер облокотился трещины, бетонную стену, прини-мая долгий глоток из столовой, он увенчал ее и вернул контейнер на поясе, прежде чем обращая никакого внима-ния на Алексея.
   — Помолчи, парень. Мне нужно отдохнуть.
   Наш друг двинулись вперед, я думал, что на один ужас-ный момент он собирался попробовать и физически встряхнуть человека в действие.
   — Они убили Сергея! Мы рядом, если мы продолжим двигаться!
   Принюхиваясь, наш гид вытер нос тыльной стороной руки.
   — Они не пойдут за нами, они дали нам понять.
   Я спокойно переехал Алексея в сторону, прежде чем он сорвался, к счастью его гнев был теперь сгорела и обна-жил онемение, он не сопротивлялся мне. Я слушал вни-мательно, не звон боевые сапоги или эхом голоса разда-вались из трубки, казалось, что он был прав. Виктор об-ратил Макаров мы купили у уличного торговца, и теперь он нервно укачивая, его глаза, перебегая слева на право, я надеялся, что он не станет проблемой.
   — Как ты узнал, что они бы не пошли за нами? — спро-сил я Сталкера в ровный тон, осторожно, чтобы не сердить его несчастным человеком. Мы были повернуты к солнцу теперь, прорычал он на нее, как будто почти слепящий свет был постоянный и ненавистного врага.
   — Ты думаешь, здесь все так же просто, как правильное и неправильное, добро и зло? — Он презрительно усмех-нулся. — Ты должен многому научиться, если ты наде-ешься выжить.
   Я терпеливо стоял, кусая вниз на моих проклятий.
   Сталкер встал и прошаркал к клочок тени, сидят себе вниз.
   — Ты хочешь, чтобы все разжевывать? Нормально. На военные нужды сталкеров, глупая молодая кровь, как вы трое, потому что вы одноразовые, и есть бесчисленное множество и многие из вас. Зачем рисковать обученных мужчин, дорогое оборудование, когда все, что им нужно сделать, это сделать несколько отверстий в нете и пусть некоторые нетерпеливые крысы снуют в?