Грязный бетонный потолок с частично обвалившейся штукатуркой. Пересиливая боль, Белый повернул голову на бок. Его взгляду предстала небольшая слабоосвещенная комната. Около стен стоял ряд шкафов. Их содержимого не было видно так как створки были закрыты. Справа от двери стоял деревянный стол, за которым, что-то рассматривая, на табуретке сидел человек в черном защитном костюме.

Белый, едва ворочая пересохшим языком, спросил:
— Где… я?

Человек за столом резко повернулся, и Беляев не поверил своим глазам.

— Ангел?

Ангел усмехнулся.

— Фух! Наконец-то ты пришел в себя! А то я уже грешным делом, прости Господи (Кравцов перекрестился), подумал что все, нет у меня больше товарища. — Белый постарался улыбнуться в ответ, но пересохшие губы тотчас же отозвались болью. Увидев это, Ангел сказал.
— Ты погоди говорить, успеем еще наболтаться. На-ка лучше, хлебни.

Кравцов поднес к губам Белого флягу, и тот сделал несколько больших глотков. После этого разговаривать ему стало гораздо легче.

— Ангел, не даром ты свою кличку получил. Спасибо. Во век не забуду. Ты ж меня знаешь. — Кравцов махнул рукой.
— Брось! Сколько раз ты меня, еще сопляка зеленого, из беды вытаскивал? Со счету собьешься. Так что проехали. Ты лучше расскажи, как тебя угораздило на контроллера нарваться?
— Подкараулил, гад. Хитрые они, сволочи. Открыто никогда не ходят. Сильно он меня помял. Чуть застрелиться не заставил. — Брови Ангела удивленно поднялись вверх.
— Это что-то новое. Обычно они просто берут под контроль.
— Я тоже не понимаю. Да ладно. Чего гадать? Самое главное, что он подох, а я, благодаря тебе, вот живу. А тебя как сюда занесло?
— Тут… приключилось кое-что. С учеными-нелегалами и спецами замешанное. — Белый присвистнул, точнее хотел присвистнуть. Из губ вырвалось лишь тихое шипение.
— Как это тебя угораздило?
— Залез в подвал. Искал артефакты, и «нашел». Прямо из ниоткуда посреди логова слепышей появилось двое ученых. Одного они сразу в куски изорвали, а второй умный оказался — спрятался. Этот выживший мне и рассказал, что нашли они какой-то кристалл, который позволяет по Зоне перемещаться, и еще что-то там может, я не вникал. И только он мне поподробнее хотел рассказать, как с потолка на него прыгнула какая-то тварь, и не стало мужика. А потом эти гады из вентиляции кучами повалили, ну я и сделал ноги. — Белый слушал историю Ангела с неподдельным интересом.
— А что за кристалл? Артефакт что ли новый после выброса появился?
— Не похоже. Если то, что я думаю, правильно, то этот камушек как-то управляет аномальными зонами. — Глаза Белого округлились.
— Не гони! Что, правда?
— Правда. Вот только радоваться мне или нет, я еще не решил, потому что образец «этого» у меня.
— Да ну! Поглядеть дашь? — Ангел покачал головой.
— Извини, не могу. Даже находясь в контейнере он способен выкидывать фокусы.

— Лады. И… что с ним делать собираешься? Продашь там, или ученым снесешь?
— Да нет. Предчувствие у меня плохое. Нужно мне от этого кристалла избавляться. И чем скорее, тем лучше.
— Дело твое, но я все равно совет дам. Знаю я одного…
— Белый. Спасибо конечно, но ты немного не понимаешь ситуации. Если эта штука попадет к кому-нибудь в руки, и спецы об этом прознают… конец придет этому человеку, и всем кто рядом оказался, потому что при таких делах свидетелей… да кому я рассказываю. Сам знаешь.
— Знать-то знаю. Но не думал что здесь все так серьезно.
— Серьезнее не бывает. Ладно, давай о чем-нибудь другом. Ты извини, что я тебя получки лишил. Сначала хотел за твоим рюкзаком сбегать, а потом подумал что нечего тебя здесь одного оставлять. Тем более ты в отрубе был.
— Да ниче. Там все равно мало было. Вот только пайки жалко. Я бы сейчас, наверное, парочку умял. — Ангел встал и, порывшись в одном из шкафов, протянул Белому два пайка.
— Ешь. Тебе нужно силы пополнить. Долго здесь сидеть смысла нет. Как только сможешь нормально ходить, двинем к границе. Как на это смотришь?
— Нормально. Я как раз об отдыхе подумывал.

Когда Белый полностью пришел в себя, настало время выбираться из Зоны. Все сборы заняли не больше десяти минут. Ангел и Белый вышли из убежища и уже хотели пуститься в путь, когда заметили что весь район оцеплен войсками. Их засекли сразу. Единственное, что успели сделать сталкеры, — это забежать обратно в убежище. Это был не самый лучший выход, но бежать из оцепленного района под прицелом снайперов было чистым самоубийством. Судорожно соображая, что предпринять, Ангел предложил:

— Может, поставим растяжку на дверь. — Белый кисло улыбнулся.
— Ну да. А после того как от взрыва вход засыплет, ты нас отсюда будешь саперной лопаткой вызволять, али чем?
— Тогда что?
— Да все. Хана. Сейчас нас из этого подвала выкурят, а там у них патронов много. На нас с тобой уж точно хватит.
— Какая-то смерть нелепая. Не от слепышей, не от каких-нибудь мутантов или излучения, а от своих же… — Белый понимающе покачал головой.
— Да так часто бывает, ты не сильно об этом думай. Зато хоть отдохнем от трудов. Может этот твой Бог и правда есть. Тогда и помирать не так гадко.

Больше говорить было не о чем. Скоро сюда ворвется спецназ, и Зона не досчитается еще двух сталкеров. Белый и Ангел сидели прямо на полу напротив двери. Беляев тихо напевал какую-то солдатскую песню, а Кравцов молился. Неожиданно по телу Ангела пробежала приятная теплая волна. В следующий миг, поняв что происходит, он уже вытрушивал свой рюкзак в поисках контейнера. Наконец в его руке оказался небольшой хромированный цилиндр. Повернувшись к недоумевающему Беляеву, Ангел сказал: «Хватайся за меня, и ничего не спрашивай. Все потом. Белый без лишних вопросов ухватил Ангела за свободную руку. Кравцов открыл контейнер и, достав засиявший ровным голубым светом кристалл, сжал его в кулаке… Сталкеры не видели как срывается с петель входная дверь, как внутрь подвала летят звуковые гранаты и следом за ними вламываются спецназовцы. Все это было уже далеко.

Открыв глаза Ангел понял, что им удалось. Над головами сталкеров по небу плыли свинцовые грозовые облака. Холодный ветер срывал листву с деревьев. Вокруг был мир. Обычный мир, не Зона. Поднявшись, Кравцов заметил сидящего невдалеке Беляева. Тот осматривался по сторонам и по выражению его лица было видно, что он ничего не понимает.

Подойдя к Ангелу Беляев несколько секунд просто молча смотрел на него, а потом спросил: — Это он сделал?

Белый кивнул на до сих пор зажатый в ладони Ангела кристалл.

— Да.
— Не могу поверить… Прям как в кино, ей Богу! Мы же с тобой…
— Переместились в пространстве. Повторили опыт ученых.
— Теперь понятно, почему военные гоняются за этой штукой. Кстати, а как они нас нашли?
— Кажется я знаю. У военных есть какой-то прибор, может быть просто немного переделанный сканер, который улавливает излучение кристалла.
— Почему же тогда они тебя сразу не засекли?
— Хм-м… — Ангел задумался. — Возможно потому, что для определения точного местонахождения кристалла нужно, чтобы он «работал». Перед тем как найти тебя, я попал в «печь». Кристалл спас меня, тем самым выдав мое расположение. А убежище находится как раз неподалеку от того места, так что найти нас был лишь вопрос времени.
— И что теперь? — Ангел вздохнул.
— Нужно где-нибудь спрятать кристалл. Если он не будет активен, военные не найдут его.
— А потом?
— Постараюсь найти ту лабораторию уеных-нелегалов. Этим парням я доверяю гораздо больше, чем их коллегам из правительственных структур.
— Что ж. Звучит неплохо. Только сейчас обратно в Зону соваться опасно. Военные, наверное, каждый дом перерывают. Нас ищут.
— А зачем идти туда сейчас? Вот все уляжется, и пойду.
— Пойдем.
— Ты тоже?
— А что? Думал я в стороне останусь? В кои-то веки что-то интересное попалось.
— Авантюрист ты, Белый.
— На себя посмотри. Ладно. Прячь этот булыжник и пойдем отсюда.

Спрятав кристалл, сталкеры направились к ближайшей «базе», где можно было наконец отдохнуть и послушать сплетни «коллег» по работе.

Рация захрипела и из нее раздался голос:

— Лаборатория найдена. Разрешите приступить ко второй части задания. — Человек в камуфляжной форме без знаков различия взял рацию и ответил.
— Приступайте…

Автор Михаил Шишкин
26 февраля 2003 года

Старик

Василий Петрович только вернулся и достал из своей котомки целлофановый пакет с сушками. Он положил его на буфет, а сам сел за стол, накрытый липкой скатертью, и отдышался. Затем он встал и пошёл готовить себе ужин.

Василий Петрович родился в деревне Корогод, что под Чернобылем. После аварии на ЧАЭС он отказался эвакуироваться и остался в родной деревне. Куда ему, семидесятилетнему деду, уезжать с места, где он прожил всю жизнь? Если ему и суждено умереть, то пусть это будет в родных ему местах. Да и не всё ли равно, где умирать? В тёплой постели в окружении родственников или одному в пустой деревне на облученной территории? Ему было всё равно. Он оглядел фотографии на стенах: милые, родные лица. Вон висят его отец с матерью, а вон и сын висит, улыбается. А вот и он сам, на фоне реки. Его жена… Господи, они все умерли! Мать умерла от рака, отец от старости, сын погиб на АЭС… Остался один…

На ужин была картошка. Василий Петрович запил её кипятком и заел пресными сушками, которые ему выдали на блокпосту. Сушки были невкусные, с металлическим привкусом. Он этого уже не замечал, потому что всё в Зоне было с металлическим привкусом. Вода, воздух, пища, запахи… Василий Петрович привык. Привык он и к тому, что практически каждую неделю заходят к нему сталкеры, многие из них раненые, а кто-то и просто так, в гости. Много их тут стало в последнее время. Вот как стали по лесам, болотам, кладбищам твари всякие шнырять, так и сталкеры появились. Ходят, ищут чего-то. Бывает, деньгами помогут.

Вдруг Василий Петрович услышал за стеной какие-то шаги, и тут же схватил стоящую в углу двустволку. Кто-то, вероятно перебежками, шёл по периметру избы Василия Петровича, пока не дошёл до двери. Послышался тяжёлый стук, и чей-то глухой хриплый голос выкрикнул: «Василий! Петрович! Открывай! Я это! Скорее!» Василий Петрович отбросил оружие и судорожно стал двигать заевшую задвижку. Когда ему это удалось, вошёл сталкер — высокий, с пятнами крови на правой руке. Сняв защитный шлем, он, шатаясь и хрипя, подошёл к лавке и сел. Василий Петрович пошёл в другую комнату за аптечкой. Пока он смазывал и перевязывал раны сталкеру, тот начал свой рассказ: «Хорошо, Василий, что живёшь ты рядом. Если бы не ты, не знаю, что и было бы — до блокпоста ближайшего ещё часа два ходьбы. Ты всем сталкерам помогаешь, в беде никого не оставишь. Агрх…жжёт…", — сталкер сидел на скамейке, а Василий Петрович аккуратно заматывал ему руку жгутом. «А ты скажи мне, Володя, чего с тобой приключилось-то? Мертвецы, что ли, чёрт бы их побрал? Или ещё какая напасть? Ты рассказывай, я водочки налью, сушками закусим».

— Наливай, Василий! — сказал сталкер, уже немного оправившийся от раны, и Василий Петрович вытащил из-под стола бутылку горилки. Разлив по стаканам, они выпили и закусили сушками. — Понимаешь, Петрович, тяжёлая это штука наша звериная работа. Ходишь по заражённой территории, с риском для жизни добываешь всякие вещи. А всё ради чего? Ради этих вонючих денег. А ведь никуда уже не деться. Приходиться ведь семью кормить. У меня ведь, Петрович, семья есть. Да, жена, дочь. В Киеве. А ты думал?

Василий Петрович внимательно слушал сталкера.

— А скажи мне, Володя, кто тебе руку поранил? Уж не эти, не… мутоны проклятые?
— Мутанты-то? Да, они самые. Слепые псы.
— Да, да, Володя, мутанты… Не могу никак название запомнить, память старая… По мне они просто твари. Вон, на прошлой неделе, эти, маленькие как их там? Дом окружили. И поди с ними что сделай! В стёкла стучат, дверь ломают. Но под утро они ушли.
— Петрович, карлики-то? Да, эти могут. Совсем обнаглели, сволочи. Недавно северный блокпост атаковали. Верно, прорваться хотели, — и они оба захохотали. Потом выпили ещё по одной. Пошёл дождь.

В вечерней тьме невидимые капли мерно стучали по крыше и пропадали в мокрой траве. Деревья стояли, опустив ветви и принимая на себя тяжкое бремя быть изничтоженными ливнем. Василий Петрович и Володя разошлись по комнатам избы и легли спать. За стеной послышался храп Владимира. Василий Петрович не спал. Он лежал на спине, вглядывался в чёрную прощелину между брёвнами на потолке и думал. Вспомнилось детство. Каждый вторник он с отцом ходил на рыбалку. Они сидели на берегу Припяти, и отец рассказывал ему смешные истории. Вася хохотал, и тогда отец, шикал на него: «Тише ты, всю рыбу распугаешь!» Но потом начинал смеяться вместе с сыном. А ещё, но уже позже, шёл, помнится, маленький Вася по дороге с куском чёрного хлеба в руке. Ел его, не заметил высохшую впадину от лужи, споткнулся и выронил хлеб прямо в грязь… Неужели такая мелочь так запомнилась ему, прямо на всю жизнь? Странно, а вот авария на АЭС прошла для него как что-то совершенно обыденное, как будто так и должно было быть. Но вот в голове его пронеслись какие-то смутные мысли, неясные лица мелькали перед закрытыми глазами, и Василий Петрович, наконец, заснул.

Когда он проснулся, Володя уже ушёл. Василий Петрович вышел на улицу умыться. После водных процедур Василий Петрович пошёл домой и стал завтракать. Кроме вчерашних сушек ничего не было. Вдруг в окне, с другой стороны леса он увидел четыре фигуры. Они медленно приближались, шли, словно загипнотизированные. Одетые в какие-то лохмотья, Василий Петрович сразу понял, что это «мертвецы», как он их называл. Зомби шли к дому. «Ах, чтоб тебя!» — прошептал Василий Петрович и схватил ружьё. За последние 30 лет ему пришлось научиться хорошо стрелять, потому что кто в Зоне не умеет хорошо стрелять, тот не жилец на этом свете. Василий Петрович открыл окно, и, дождавшись пока они подойдут поближе, стал стрелять. Охнув, один из зомби упал в траву, на выгоревшие сучья. Василий Петрович захлопнул окно и быстро стал перезаряжать ружьё. Открывать окно было уже небезопасно — они подошли совсем близко. Василий Петрович вспомнил, что забыл закрыть дверь. В два прыжка одолел он расстояние между окном и дверью и стукнул по задвижке. Та послушно въехала в замок. Теперь оставалось только уповать на то, что зомби не выбьют стёкла. Чёрт бы их побрал, чёрт бы побрал эту АЭС, чёрт бы побрал эту жизнь! Но вот уже слышно хриплое дыхание… Они совсем близко. Вдруг одна мерзкая харя заглянула в окно. Василий Петрович не выдержал, и выстрелил через стекло. Одновременно послышались предсмертный крик и разбитое стекло, полетевшее в избу. Зомби обмяк и упал на подоконник. Голова его и руки свесились в избу. Василий Петрович замер в страхе, но откуда-то сзади, в другой комнате, опять раздался звон стекла. «Суки» — подумал Василий Петрович, и нацелился на дверной проём. Одного он успеет прибить, но тогда не останется времени на перезарядку ружья. Значит, придётся второго врукопашную.

Василий Петрович окинул взглядом комнату, и, увидев на столе нож, схватил его и засунул себе за пояс. Шаркающие шаги за стеной приближались, и первый зомби уже вышел из темноты проёма. Василий Петрович выстрелил. Зомби пошатнулся, но остался на ногах. Вот показался второй. Василий Петрович откинул уже бесполезную двустволку и, пятясь, выхватил нож. Зомби шли к нему. Василий Петрович вдруг почувствовал то, что он стар. Ради кого ему бороться за свою жизнь? Ради кого? Ради этого постоянного страха? Ради этих мучительных воспоминаний? Он не мог дать себе ответа на этот вопрос.

Зомби зажали Виктора Петровича в угол и уже тянули к нему свои смрадные руки. Василий Петрович уже смирился со своей участью. Но тут в голове его промелькнула мысль, — а как же сталкеры? Куда они без него? В последние несколько лет, как они здесь появились, стольких их он спас! Что же они без него будут делать? И Василий Петрович, опомнившись от раздумий, проткнул ножом одному зомби живот, а второму с размаху дал в челюсть. Первый захрипел и повалился на пол, хлеща гнилой кровью. Второй отшатнулся, захрипел и схватил Василия Петровича за шею двумя руками. Василий Петрович ударил зомби ногой в живот, тот согнулся. Затем Василий Петрович всадил ему в спину нож…

Василий Петрович сидел на лавочке перед своим домом в Корогоде, на облучённой Зоне и нежился в радиоактивных лучах…

Автор Ян Олешковский
26 февраля 2003 года

Трудная мишень для ефрейтора Кердыбаева

Рядовому Колесникову не везло. Ему не везло всегда, начиная со дня его рождения. Злые языки утверждали, что все началось даже ещё раньше: до рождения. Многие помнят, что когда его матушка лежала в районной больнице с диагнозом «хроническая беременность» (вообще-то на «сохранении», но медсестра не правильно записала в карточку слова доктора), то за стеной палаты взорвался рентгеновский аппарат, сильно покалечив уборщицу и «засветив» всех присутствующих. Мать Сергея Колесникова умерла вскоре после его появления на свет от потери крови. Покойная бабушка Нюра рассказывала, что когда его крестили, пьяный батюшка умудрился дважды уронить младенца Колесникова С.И. в купель, где герой нашего рассказа чуть было не утоп. То и дело роняя ребенка, Отец Михаил грязно и богохульно ругался. А в конце таинства обряда объявил во всеуслышание своим густым и предрекающим судьбу голосом:

— Дитя у вас зело неудачное. Склизкое какое-то. Не будет от него проку. Аминь.

С этого дня и повелось в селе Чернокнижкино считать Колесникова-младшего отпетым неудачником. Утверждалось, что везде, где появлялся Серёжа, происходили неприятные события. Происшествия бывали или с ним самим, или с теми, кто волею рока, спьяну или сдуру оказывался рядом. Четырежды, в общем-то, равнодушный ко всему, кроме коров и солёного чёрного хлеба, бык Хахаль гонялся за Колесниковым. Трижды догонял, и умело бодал. Один раз бычара, придя в исступление, даже вбежал сквозь витринное стекло и людскую очередь прямо в сельмаг: туда, где укрылся наш герой. Отец всех местных телят ворвался в торговый зал, разыскал глазами цель своего визита, и победоносно боднул забившуюся в угол жертву в мягкие части тела. Проделав это, Хахаль потерял всякий хищнический интерес к Сергею Колесникову и вернулся в лоно вегетарианства, где принялся меланхолично жевать обнаруженные на прилавке сельмага бублики. Из растоптанной очереди послышались стоны и проклятия, обращенные почему-то не преследователю, а к забоданному отроку. Корриды продолжались до тех пор, пока в последний, четвертый раз счастье общения с Сергеем Ивановичем не стало для быка фатальным: на пути погони оказался открытый настежь электрический щит, который и прервал земной путь животного. От этого, в селе на несколько дней «выбило фазу», скисло всё молоко на ферме, а электрик Осетров на радостях (или с горя) напился «в дугу». Электрическую дугу, разумеется, ведь он был электриком, а не каким-нибудь конюхом. Народ избегал Серёжи. Прятался от него в кустах. Запирался на замки и переходил на другие стороны улиц. Если люди вынужденно ехали на полевые работы в прицепе трактора вместе с Серёгой, то непременно кто-нибудь выпадал в колею или канаву. Если никто не выпадал, то трактор благополучно ломался посреди просёлка или вяз в навозной жиже. Однажды от «Беларуси», в прицепе которой так неосторожно передвигалась Серёжина бригада, отвалилось заднее колесо, которое ловко переехало четырех председательских кур и петуха, кинувшегося наперерез колесу-убийце спасать своих хохлатых наложниц. В конце концов, вокруг парня образовалась культурная пустота.

Тяжёлый и липкий вакуум молчаливой неприязни усугублялся еще и тем, что был молодой человек круглым сиротой. Мать его, как вы помните, умерла родами, а отец — Иван Савельевич, по прозвищу «Дурко», вскоре тихо спился от горя. Старшие сёстры и братья Сергея обычно не доживали и до годовалого возраста, и поэтому знал он их лишь в образе маленьких холмиков на местном кладбище. Жил наш герой у тётки, которая, впрочем, его только скудно кормила, давала кров и кое-какие обноски. Все односельчане с нетерпением ждали, когда «наказанию божию» придёт срок призываться, и он навеки сгинет в армии. Либо от кулака «дедовщины», либо под гусеницей соскочившего с ручника танка Т-72, либо его смоет с палубы Малого Противолодочного Корабля «Непьющий» океанской волной. Нераскрывшийся парашют тоже не исключался, и даже приветствовался.

Можно было надеяться на то, что Сергей и вовсе не вернется в село — даже в качестве «цинка», а навсегда останется служить в армии прапорщиком. Но кто-то из служивших мужиков резонно съехидничал:

— Ага. Дежурным по ядерной кнопке. Чтобы сразу, одним махом — и всем хана! -

Эти слова вызвали в обществе уныние и вселили в сердца тревогу за судьбы человечества. И когда молодых людей забирали в армию, то Серегу определили служить во внутренние войска, которым в нашей стране во все времена было много опасной работы. Граждане этому несказанно обрадовались, и поначалу даже хотели объявить райвоенкома почётным односельчанином, и даже думали поставить ему на главной площади гипсовый бюст, изображающий того верхом на лошади, разящего наотмашь повесткою поверженного интеллигента — уклониста. Все знали что, во-первых, во внутренних войсках отродясь не было никаких красных кнопок, а во-вторых, появилась надежда, что Колесникова-младшего заколет заточкой какой-нибудь «склонный к побегу» зэк. Но когда на селе узнали, что попал Сергей охранять то, что осталось от ЧАЭС — вся деревня не на шутку перепугалась. Перепугалась и не стала увековечивать райвоенкома. Факт службы солдата Колесникова вблизи разрушенной АЭС был пострашнее варианта «ядерная кнопка, плюс прапорщик Колесников». Потому, что в «атомном» случае можно было хоть как-то договориться с пострадавшими американцами или китайцами. Повиниться. Так, мол, и так: «Ошибочка вышла. Кнопка на пульте сломалась. Уже устраняем. Виновный расстрелян. Извините за конфуз». Они поймут и не станут наносить ответного удара. А тут — ужасный Чернобыль. Первая катастрофа, второй странный взрыв возле АЭС. Мутанты и жуткие сплетни о том, что Зона растёт, как раковая опухоль и «скоро доползёт досюда». Сельчане внезапно осознали, что над планетой навис неотвратимый «кирдык», раз в тех адских местах появится не менее кошмарное исчадие их села — рядовой Колесников. Местный участковый Юрьев, который слыл деревенским оракулом, ибо обладал навыками дедукции, необходимой ему для изобличения самогоноварения, зловеще предрёк:

— Ожидайте третьего взрыва! — Сказал, и запил на целую неделю «по чёрному». Запил от безысходности и бессилия изменить будущее. Все сразу вспомнили случай, когда милиционер Юрьев пророчески предсказал пенсионерке Чечёткиной скорый взрыв её самогонного аппарата. И действительно: через пару дней она уснула пьяная, не дождавшись окончания процесса варения. Чудовищной силы взрыв котла аппарата уничтожил её баньку, выбил стёкла в домах соседей и укрепил авторитет участкового нострадамуса.

И наступил день, когда призывник Колесников тяжело вздохнул, выпил прозрачного тёткиного чаю и ушёл в армию на верную погибель.

И вот он уже шесть месяцев тут. И каждый час с ним происходят нелепости и неприятности. Вчера, на разводе было объявлено, что второе отделение идёт ремонтировать заграждения первого рубежа ИТСО. Само собою разумеется, что виноват во всём был рядовой Колесников по прозвищу «Кол». Ибо ни кто иной, как он, сдуру попался на глаза зампотеху, когда тот стоял на опустевшем плацу и мучительно решал — какое конкретно подразделение будет работать на периметре. А погода, скажем, была для этого занятия чрезвычайно неподходящая. Хреновая, одним словом погода: моросил мелкий осенний дождь, который то и дело норовил перерасти в ливень. Но выбора не было. Отделение мрачно построилось «в колонну по одному», и звеня кирками, лопатами, «кошками», бухтами колючей проволоки, ящиками с сейсмодатчиками и прочим ЗИП-ом к системе сигнализации, медленно потащилось к границе Зоны. Все тихонько материли свою судьбу и персонально долговязого рядового по прозвищу «Кол». Сам же «Кол» в этот момент сожалел лишь о том, что во младенчестве не захлебнулся в купели, ибо было предчувствие, что он проделает это сегодня. В грязной луже и не по своей воле. Намерение, «раз и навсегда, избавиться от батальонного геморроя» безошибочно угадывалось в глазах сослуживцев.

Когда дошли до места, то увидели, что прошедший на днях шквал повалил метров тридцать забора и выкорчевал вышку, на макушке которой был присобачен инфракрасный прожектор. Рядовой Колесников взял лопату за черенок и, не глядя, воткнул её, как он считал, в грунт. Вместо последнего почему-то оказалась нога зазевавшегося сержанта Кириченко, о чем тот незамедлительно и громко поведал окрестностям. Ворона, сидевшая на проводах упала в обморок, а солдаты машинально выполнили упражнение «вспышка сзади». Если бы не жёсткий сапог и непомерная тупость лопаты, то пальцы командира отделения уже не составляли бы с ним единого организма. Кириченко попрыгал на одной ноге пару минут, просто крича букву «а», а потом, враз вспомнив все слова, скопившиеся в его генетической памяти по мужской линии, он набросился на виновника торжества. «Кол» понял, что вот-вот его несуразной жизни придёт закономерный исход. И поняв, никак не захотел принимать этого. Младший командир, раненый в героическую ногу метким ударом тупой штыковой лопаты приближался. Во гневе своём он был очень похож на безвременно усопшего быка Хахаля. Кулаки его были сжаты в два булыжника, размером с голову обидчика каждый. В глазах горела решимость избавить мир от козней гения зла, коим представлялся ему рядовой первого года службы Колесников С.И. «Кол» инстинктивно попятился. Он пятился и пятился. Ему что-то кричали и отчаянно махали руками, но он никого не понимал, и ничего вокруг себя не видел. Вот уже и сержант Кириченко боле не орал и опустил долу гневные кулаки. Но Сергей все пятился. И очнулся лишь только тогда, когда понял, что «допятился до ручки»: он обнаружил себя стоящим посреди минного поля. Спина упиралась во вкопанную табличку с надписью «МИНЫ». Похоже, что полоса невезения, наконец, должна была закончиться красивым фейерверком. Подумалось, что тринадцатое ноября в селе Чернокнижкино будет объявлено всенародным праздником и выходным днём.

Но всё это осталось в прошлом. Сегодня уже нету никакого рядового Колесникова, а есть дезертир Колесников. Постояв в окружении противопехотной смерти какое-то время, Сергей плюнул на всё, развернулся, и пошёл уверенным шагом прямо по минному полю внутрь смертоносной Зоны, чьи берега ещё недавно охранял.

Он шёл, не глядя себе под ноги и не оборачиваясь на прожитую, такую короткую и такую корявую жизнь. Он был уверен, что мина непременно должна забрать его тело — ведь он такой неудачник.

Однако вот уже и поле кончилось, а ничего не происходило.

— Издеваетесь? — язвительно спросил Сергей воображаемого «вершителя судеб». И в этот момент вокруг него заплясали чечётку фонтаны мокрой земли. Он стоял и с неподдельным интересом наблюдал, как в грязь с визгом и чавканьем врезались крупнокалиберные пули, обдавая его лепешками мокрого чернозема. Наблюдал он это безо всякого страха, ибо все происходящие воспринимал не иначе, как сон. Страшный, но интересный сон. Внезапно стрельба прекратилась. Он повернулся и увидел, что часовой на вышке суетится, судорожно и безуспешно пытаясь разобрать заклинивший пулемет. Стрелком был ефрейтор Кердыбаев, которому было совершенно «по фигу» в кого стрелять. Хоть в родного брата. Потому что: во-первых, согласно приказу, врагом внезапно мог стать любой военнослужащий, «захваченный в управление «Контроллером»" — хоть генерал, хоть прапорщик. (Надо уточнить что, в отношении начальника столовой, прапорщика Пасюка были сомнения, в силу поразительной его безмозглости). Во-вторых, за «ликвидацию прорыва» полагался отпуск на родину. Ну а в-третьих, как истинному «джигиту», Кердыбаеву просто очень уж хотелось пострелять из тяжёлого КПВ.

— Ну что, «накрылся» твой отпуск? И тебе сегодня не повезло? — весело крикнул Колесников горе-пулеметчику так громко, как позволяла пересохшая глотка. «…повезлооо…» — ответило эхо из близлежащего леса. «…злооо…» — отразилось эхо от высокой стены, окружающей Зону.
— А это мы еще проверим, где оно — это зло. Внутри или снаружи? — громко и серьёзно сказал человек с лопатой на плече. Ему внезапно вспомнилось всё, что он претерпел там: «снаружи». Все неприятности. Всё непонимание и всю ненависть, которую испытывали к нему окружающие, будто он был прокажённым изгоем. Вспомнилось, и тут же забылось, как несмешной и глупый анекдот. Он переложил лопату на другое плечо, поднял ворот шинели и, не оглядываясь, уверенно, зашагал внутрь Зоны. Туда, где на горизонте угадывались уродливые очертания саркофага и мелькали малиновые молнии.

Никто не знает, почему Зона приняла Колесникова, как родного. Он прошел почти до эпицентра, ни разу не встретив никого из мутантов. Лишь однажды крысы попытались приблизиться, но передумали. Путник и сам не понимал, каким образом он выбирал свой путь, который не привёл его ни к одной из опасных аномалий. И когда прямо перед ним открылся полевой лагерь учёных, никто там, конечно же, не ожидал его. Десятка полтора людей в блестящих скафандрах медленно и печально передвигались по лугу, держа перед собой миноискатели. Они явно что-то искали под землёй и были полностью поглощены этим занятием. Поэтому и не заметили они появления долговязого солдата в грязной шинели, который открыто, как на параде шагал с лопатой на плече. Солдатик просто подошёл к одному из учёных и вежливо сказал:

— Здравствуйте, дяденька!

«Дяденька», который на самом деле был доцентом, подпрыгнул от неожиданности и окаменел. Даже сквозь дымчатое стекло шлема были видны его отвисшая от удивления челюсть и выпученные глаза.