Работа основывается на конкурсной зарисовке о существовании "О-Сознания" и сектантов после каноничной концовки "Тени Чернобыля" и в значительной степени вдохновлена данным трейлером, посвящённым группировке: https://www.youtube.com/watch?v=QCfMMhYs6X4

Альтернативная публикация: https://ficbook.net/readfic/7349138

Почему мы не слышим тебя?

Отзовись детям своим.

Дай нам знак.

Направь нас.

Пустота, гулкая пустота и осязаемая тьма, вворачивающиеся в сердце безжалостным сверлом и наполняющие его всепожирающим ничто. Пасть, пасть на колени и рыдать от осознания того, как прахом рассыпаются вера и надежда, как не остаётся ничего осмысленного и достойного, как всё существо жаждет боли раскаяния и смерти во искупление, как…

…вздрогнув, он проснулся – по-прежнему сидя в углу. Сколько времени прошло? Вряд ли его беспамятство продлилось более получаса. Взгляд упал на кровоточащую ладонь, вновь глубоко разодранную собственными пальцами - во сне, в очередной раз обернувшемся кошмаром.

- Моя вера тверда, Монолит, - чуть слышно произнёс Зелот, сбросив на грязный бетонный пол типовой коробки контрольно-пропускного пункта несколько густых алых капель.

- Истинно так, - согласно пробасил в ответ стоящий у окна Комтур. Ствол его ручного пулемёта злобно рыскал из стороны в сторону, выискивая новых жертв.

- Всё тихо?

Боевой брат ограничился спокойным кивком, и пробудившийся вернулся к осмотру сумрачного нутра занятого ими помещения. Осколки стекла, гильзы, кровь, всяческий мусор – всего лишь детали. В центре композиции этой картины было причудливое образование: две бесформенные груды, которые венчал собой обнажённый торс опустившегося на колени Аскета: в медитативном трансе тот безжалостно, с влажными звуками раздираемой кожи бичевал свою спину.

- Довольно, - мягко обратился к нему Зелот.

Бесполезно – флагеллант целиком отдался исполнению яростного гимна истовости своих убеждений, и следопыт знал, что тот не остановится, покуда импровизированный мрачный алтарь не зальёт алым докрасна. Предметом возражений для Зелота был не сам акт – им он искренне восхищался – нет, его беспокоило лишь то, что Аскет, смиряя плоть, оставался один на один с ядовитым дыханием Зоны. Стигмы служения были в почёте среди верных, но мысль о том, что один из достойнейших братьев просто сожжёт себя изнутри, погибнув не в бою за Священный Свет, но на хирургическом столе от последовательного отказа внутренних органов, была разведчику омерзительна.

Покачав головой, он переключил внимание на всё тот же асимметричный пьедестал вдохновляющего самоистязания. Левая сторона его была заметно выше правой. «Справа – павшие братья, слева…

Падшие братья».

Пороховой дым последних выстрелов этого молниеносного штурма ещё не успел рассеяться, когда уже ни единое тело – ни мёртвое, ни пока ещё живое – не выдавало случившегося здесь, как того требовал план операции. Внутрь затаскивали и своих, и чужих, сложив подле тех, кто прежде был един в оружии и вере – мучеников и еретиков.

…сознание Зелота вновь, как уже бывало прежде, захлестнул холодный потоп сомнения, когда он в очередной раз осознал, что не понимает – нет, что хуже – не помнит истоков великой схизмы, рассёкшей надвое их прежде монолитное служение Сиятельному, не знавшее гнили предательства. Ересь пришла, будто из ниоткуда – так, словно существовала всегда.

«Будто возникла по чьей-то воле».

- Кровник?

Он с силой тряхнул головой и обернулся на голос. То был Сикарий: приземистая фигура матёрого рукопашника возвышалась над последним из двух раскольников, переживших этот бой. Один уже успел истечь кровью –  не сам, но с помощью излюбленного тесака Сикария, покрывшего лицо и руки и без того раненого противника настолько плотной и сложной вязью глубоких разрезов, что проделанная работа сделала бы честь любому гравёру.

Зелот рассеянно улыбнулся одними только губами, окончательно стряхнув с себя наваждение, порождённое лживым шёпотом в его голове. Поднявшись, он размеренным шагом подошёл к связанной фигуре, лежащей у ног мастера клинка, и преклонил пред ней колено, изучающе рассматривая близкое лицо. Нет, следопыт не знал этого человека, но ясно читал по карте шрамов, ожогов и отметин историю былой праведной войны - их долгого крестового похода во имя одной-единственной Истины. Это был ветеран, подобный самому Зелоту и почти всем его товарищам: из тех, кто ни перед чем не дрогнет, не взмолится о пощаде и не сломается – дай слабину, и он бросится на тебя с голыми руками, а коли рук нет, так попробует загрызть насмерть. Разумеется, сейчас путы, перебитые конечности и нашпигованные свинцом кишки не оставляли ему пространства для активной борьбы, но ответить на любой допрос если не молчанием, то хотя бы проклятиями, ему было вполне по силам.

Улыбка разведчика стала несколько живее. Его совершенно не интересовало, на какие вопросы мог дать ответ пленный – весь смысл заключался лишь в том, чтобы самому ответить на самый важный вопрос.

- Чего… чего тебе нужно, хулитель веры? – прохрипел раненый, сплюнув прямо под ноги Зелоту.

Улыбка того стала ещё более уверенной, и, возложив обе руки на обращённую к нему голову, он, наконец, ответил:

- Ты отверг Его Образ в своём сердце – так не узришь ты Его более и вовне, вероотступник, - с этими словами большие пальцы с хрустом погрузились в обе глазницы и замерли в них, омываемые нечистой кровью. Жертва не издала ни звука, но и той чудовищной изламывающей дрожи, которая волной предсмертной агонии прокатилась по изувеченному телу, было вполне достаточно, чтобы успокоить душу исполнителя ниспосланной свыше воли.

Того, кто стал карающей десницей, более не терзала мысль о том, что на самом деле знаки отличия были единственной разницей между бывшими братьями.

«Я готов. Мы готовы».

- К оружию – готовьтесь к встрече.

Привычно залязгали затворы, зазвенели ленты; зажужжали «молнии» и защёлкали застёжки. Легионеры проверяли личное оружие, оправлялись, подгоняли снаряжение и помогали друг другу. Точного графика прибытия колонны не существовало, но шестое чувство подсказывало Зелоту, что гостей стоит ждать очень скоро.

Одним из двух убитых оказался гранатометчик, и Аскет, уже успевший вновь облачиться в комбинезон, взгромоздил себе за спину болотно-зелёный раструб «мухи». Боеприпасы убитых поровну распределили между стрелками отряда: снаряженные магазины, ручные гранаты и несколько сорокамиллиметровых «гостинцев». Позиции и сектора огня были оговорены заранее, так что теперь речь шла только о том, чтобы занять свои места и терпеливо ждать.

Пусть сознание разведчика и не могло уловить ускользающую нить происхождения схизмы, в нём вполне чётко значилось, что и почему нужно сделать. Те, кто променял истинную веру на гордыню, отказавшись уйти в изгнание ради искупления перед Великим, продолжали осквернять своим присутствием Эпицентр Гнозиса. Более того, заблудшие принялись лихорадочно вывозить различное оборудование из потаённых объектов вблизи Барьера – будто машины как-то могли пробудить Его от гневливого молчания.

Те, кто по собственной воле ушли в «землю Нод», желая смирением искупить свой грех, отреагировали на это единственно верным образом – принялись истреблять осквернителей, прорывавшихся со Станции. Отряды попадали в засады, конвои горели; даже грузовые вертолеты грудой объятого пламенем железа падали на поражённую землю Зоны – изгнанники бросили в горнило праведной борьбы всё, что имели, пытаясь обильно пустить кровь бывшим единоверцам с их подавляющим материальным превосходством. При этом периодически промеж молота и наковальни религиозной войны попадали неверные, упорно продолжавшие прорываться к Припяти в поисках наживы – так каждая из сторон оказывалась в состоянии борьбы на два фронта.

Порой твёрдость духа Зелота испытывала мысль о том, сколько же – если только не как мало – уцелело служителей. Проредившие их ряды события, последовавшие за падением Барьера, и без того были сродни мрачнейшим апокалиптическим видениям былых пророков их ордена, но вслед за ними пришли раскол и братоубийственная резня. Сколько праведных останется, когда Он вновь явит им свой свет?

«И останется ли?»

С крыши блокпоста донёсся условный сигнал, поданный Искариотом – череда каркающих звуков, практически не отличимых от криков воронья.

«Пора».

Как внутри здания, так и за его пределами бойцы мстительными духами растворялись за укрытиями, исчезая для взглядов любого, кто двигался бы по дороге. Разумеется, отряд учитывал то, что обезлюдевшее КПП может вызвать у противника определённые подозрения, но расчёт был сделан на то, что с учётом скорости движения механизированной колонны охрана просто не сумеет отреагировать до того, как будет нанесён первый удар.

«Механизированная колонна». Непозволительная роскошь в условиях Зоны – даже с учётом того, что слово «колонна» звучало слишком претенциозно для грузовика, идущего под прикрытием одного бронетранспортёра. Впрочем, даже такое количество техники было изрядным для местных дорог: слишком уж велик риск по сравнению с пешим ходом. Имевшиеся у последователей боевые машины - по большей части отбитые у дальних экспедиций неверных и после отремонтированные и доведённые до ума техниками на Станции – обычно использовались легионерами в качестве подвижных огневых точек, но как мобильное средство оперативного реагирования - лишь в крайних случаях. Кустарные модификации, конечно, снижали беззащитность «железных коней», перестававших целиком уподобляться слепым спринтерам, бегущим через минное поле,  но всё же не отменяли того факта, что любой гравитационной аномалии было совершенно безразлично, кого перемалывать: органику в пределах центнера или несколько тонн металла (вместе со всей находящейся внутри органикой, разумеется). Крайняя нужда, как в высокой грузоподъемности, так и в соизмеримой скорости, была единственной причиной, по которой предатели теперь были готовы раз за разом бежать по лезвию бритвы.

  Рык спаренных «камазовских» движков – будто рог глашатая. Зелот подобрался, поудобнее перехватив свой «калашников». Счёт плавно перетекал на секунды; весь вопрос теперь сводился к тому, как поведёт себя конвой.

Надежда на то, что машины просто пройдут через захваченный КПП, подставившись под удар, не оправдалась: как и следовало ожидать, блокпост-призрак вызвал у охраны естественные подозрения, и впередиидущий бронетранспортёр, выставивший перед собой волноотражательный щиток, стараниями механиков превращённый в окутанный защитной сеткой и увешанный детекторами разведывательный «щуп», плавно затормозил, остановившись метрах в пятидесяти от блокпоста. Ревущие двигатели перешли на холостые обороты, и устрашающее рыло КПВТ в башне плавно зарыскало в стороны, будто принюхиваясь.

«…Проклятье».

Ожидаемое отклонение от плана, но всё же отклонение: шестерни изначального плана в одном из его звеньев теперь вращались без соприкосновения, требуя заполнить пустоту меж ними. Оставалось только понять, как именно…

- Вы не коснётесь Монолита!

Вслед за раздавшимся от окраины подпирающего дорогу леса кличем затишье окончательно разорвал громоподобный хлопок, с которым противотанковая граната устремилась к цели, и который повторился, когда она влетела в борт кормовой части, выдохнув струю пламени прямиком в полное топлива машинное сердце.

- Огонь!

Отрывисто щёлкнула пара подствольных гранатомётов, накрыв разрывами кабину идущего позади грузовика, залаяли короткими очередями автоматы. В разразившейся какофонии мягкие хлопки винтовки Искариота были практически неразличимы.

К сожалению, это не спасло Аскета – двигавшийся «на броне» десант, заблаговременно спрыгнув на землю, отреагировал на угрозу почти мгновенно и в несколько стволов изрешетил не успевшего залечь обратно гранатомётчика, обратив акт его фанатизма в последнее деяние его жизни.

Зарычав, Комтур принялся поливать трассу огнём, не жалея боеприпасов. Вновь взметнулись вверх фонтаны взрывов, поднятые стрельбой подствольников – на этот раз вдоль бортов «бэтры», чтобы накрыть спешившегося противника. В ответ им навстречу вылетело несколько дымовых гранат – с шипением «двушки» выбросили в воздух непроницаемые белые облака, перекрывшие сектор обстрела.

Оперативная смена позиций, которые мог засечь противник, перезарядка. Брат-пулемётчик продолжает вести огонь на подавление, перейдя на отрывистые очереди. Чуть различимый шорох, раздавшийся со стороны крыши – снайпер, наверняка оставивший своё гнездовье.

И несколько ручных гранат, вылетевших из-за завесы и упавших прямо к бетонному коробу здания. Пригнувшийся Зелот едва успел раскрыть рот, компенсируя эффект акустического удара. Дрогнула земля под ногами, застучали по стенам осколки. Выждав, следопыт осторожно выглянул из-за укрытия, чтобы оценить обстановку.

- Умрите, враги Монолита!

 С этим криком они возникли из искусственного тумана, подобно призракам; двигались на полусогнутых, держа на прицеле каждое окно поста. «Четыре фигуры – остальные наверняка двигались чуть позади по флангам, готовые прикрыть авангард перекрё…

Да как вы смеете порочить Его имя!»

Разведчик даже не осознал того, что закоротившие всё здравомыслие в нём одним гневным импульсом слова он проревел вслух – увлекая за собой почти всех своих боевых братьев, выживших к тому моменту, он изготовился убивать и быть убитым. Шквал свинца буквально скосил наступающую четвёрку – в ответ с обочин дороги ударили прицельно, вспарывая открывшиеся взгляду снаружи человеческие силуэты. Грохот, свист, методичные плевки стрельбы дозвуковыми патронами, рёв доведённого до белого каления ПКМ.

Через две минуту всё было кончено.

Полуоглохший Зелот медленно вышел на растрескавшийся асфальт, обводя автоматными стволом неподвижные тела, распростёртые впереди. Короткая перекличка принесла мало радости: из шести человек, доживших до начала перехвата, уцелела половина – Сикарий, Искариот и он сам. Пулемёт Комтура теперь нёс вечную вахту, уставившись в сумрачное небо – его больше некому было направить на врагов веры.

«Но здесь его уже и не на кого направлять».

Скоротечный яростный бой не оставил шансов никому из тех, кто отказался покрыть тона своего обмундирования алым цветом искупительной жертвы. Невдалеке столбом чёрного дыма чадил бронетранспортёр, весело потрескивавший пламенем объявшего его пожара. Теперь им оставалось лишь понять, смог ли уцелеть перевозимый груз… и если уцелел, то исправить эту недоработку.

Лицо Зелота, стоявшего посреди трупов, тронула улыбка. Несмотря на все потери, они сделали то, что должны были: доказали свою верность, доказали - в том числе и своими жертвами, как это сделал Аскет - чтобы однажды Монолит наконец-то вернулся к своим заблудшим детям, вновь дав им Надежду возвыситься. В лёгкой эйфории прикрыв скрытые монокуляром противогазной маски глаза, служитель так и не услышал того, как звякнула о настил дороги выпавшая из руки одного из бывших братьев взведённая граната.

В последней вспышке, озарившей его существование, он с блаженством узрел то величественное неземное Сияние, о котором столь долго тосковал в своих грёзах.