Компиляция (тест офоры 012)
Истории Зоны
Блокпост я прошёл легко, выбрав для этого дела дальнюю заставу. Раньше можно было напрямик, через лес, только сейчас там всё паутиной сигнальной опутали. Лежал я в низине возле поста, наблюдая, как в утренней дымке смутно проступает вал железнодорожной насыпи, будка обходчика, да потасканного вида БТР. Нужно было ждать момента, пока заспанный часовой, маячивший на насыпи, отойдёт в сторону. А когда этот момент наступил, я бесшумной пулей взлетел вверх по склону, перемахнул через насыпь и скатился с противоположной стороны, юркнув в знакомые заросли. Ни окрика, ни выстрелов – значит, всё нормально. Пока, по крайней мере. Далее, короткими перебежками вдоль кромки леса, обойти второго патрульного, миновать нехитрые преграды в виде сигнальных мин-растяжек и вот я бодро шагаю по едва различимой тропке, ведущей к незримой границе Зоны Отчуждения.
Между тем, цвет травы и листьев деревьев начал приобретать зловещий бурый оттенок. Я уже вдыхал слегка отравленный воздух окраинной Зоны и чувствовал, как во мне просыпаются сталкерские инстинкты. Глаз и слух становятся острее – начинаешь различать малейшие детали и видеть всё в ином свете. Дорога поднималась куда-то вверх. Деревья понемногу редели у меня над головой, показывая серое дождливое небо и вскоре я вышел к крутому обрыву, спускавшемуся к заброшенной автобазе. Отсюда можно было выйти кратчайшим путём к местам традиционного сталкерского «промысла».
С откоса хорошо было видно весь периметр этого объекта. Бетонные стены ограждения, брошенные самосвалы, остов тягача, ряд гаражей, почти развалившаяся автомойка, да причудливо выгнутая неведомыми силами ржавая эстакада. Всё было вполне нормально, вот только с той стороны, под стеной стояла припаркованная белая «Нива». Кто бы это мог быть, думаю...
Съехав по глинистому откосу на заднице, я оказался на шоссе ивключил детектор аномалий. Отсюда до ворот базы метров триста по чистому асфальту. По дороге к базе пришлось обойти буйные заросли «чёрной колючки». Дотрагиваться до «колючки» не рекомендовалось – рядом, в качестве иллюстрации, на что способна эта растительная аномалия, валялась дохлая крыса, сплошь обросшая чёрными шипами. Днём «чёрная колючка» не представляет проблемы, а вот в ночное время различить её почти невозможно. Кроме того, детектор её не фиксирует.
Вспомнив о припаркованной у ворот «Ниве», снял с предохранителя пистолет – единственное оружие, кроме ножа, которое я беру в Зону, и дослал патрон в патронник. Впрочем, поблизости никого не оказалось. «Нива» же была совсем новой и без каких либо опознавательных знаков или отметин, которые оставляют на своих машинах сталкеры. Помозговав минут пять, плюнул на прощанье и двинул к гаражам. В одном из гаражей есть тайный люк в Зону – мне туда. Возле эстакады чуть не вляпался в «комариную плешь», невесть откуда взявшуюся. Хорошо хоть детектор сработал. Растёт Зона, мать её за ногу...
В искомом гараже всё было чисто. С прошлого моего визита здесь ничего не изменилось и это не могло не радовать. В полумраке можно было различить металлический хлам наваленный грудами по углам гаража, пыльное тряпьё, баллоны, чугунную крышку канализационного люка, а рядом огромную нечеловеческую кучу засохшего дерьма. Вот он – чёрный вход в страну чудес и загадок. Постояв в задумчивости над люком, закрепил на лямках рюкзака фонарик и нырнул в неизведанную темноту канализационного хода.
Вообще-то, лезть в подобные туннели в Зоне я никому не рекомендую. Замкнутых пространств начинающему сталкеру нужно стараться избегать всеми силами. Случись недоброе – не то чтобы обойти, даже назад отступить не сумеешь. Но иной раз выбирать не приходиться, вот и лезешь прямо к дьяволу в задницу. Согнувшись в три погибели, я медленно продвигался по поребрику в темноте туннеля, упираясь руками в каменный свод, то и дело соскальзывая в мутную зеленоватую жижу, ручеёк которой медленно тёк по полу. Через равные промежутки в потолке попадались вертикальные отдушины, сверху забранные решётками. Глядя через эти дыры на серое плывущее чугунными тучами небо, я думал, что, в сущности, все мы – сталкеры, всего лишь особая разновидность крыс, пробирающихся тайными путями в амбар с зерном. Наверное, если бы кто-то сверху заглянул в эту отдушину, он бы увидел моё белое перекошенное лицо с вытаращенными глазами. Крыса крысой, ни дать, ни взять.
Туннель поворачивал налево и неожиданно выходил в просторный зал, обрываясь в огромный резервуар-разветвитель, где внизу булькало, плескалось и словно недовольно ворчало, отдаваясь гулким эхом под сводами во тьме, целое озеро мерзкой слякоти, ручейки которой медленно стекались сюда по нескольким канализационным туннелям. Нащупав на стене вбитые стальные скобы, я начал спуск на дно жуткого отстойника и вдруг подумалось, что эта мерзость стекается, по-видимому, со всей Зоны и бог знает, что она представляет собой. Канализацией здесь давно никто не пользовался. Разве что мутанты в заброшенных лабораториях. На дне отстойника пришлось запачкаться – в одном месте ушёл с головой в зловонную муть. А в прошлый раз здесь было едва по пояс.
Из разветлителя выбрался в боковой сток, через который можно было попасть наружу. Стенки тут железные, ржавые, страшные и словно бы до предела натянутые. Казалось, что ещё немного и они лопнут, похоронив под слоем земли очередную крысу-сталкера, пробирающегося за запретными сокровищами. Меня окутала сплошная тишина и словно ватой заложило уши. Ни эха, ни журчания, ни шлёпанья подошв ботинок по тошнотворной жиже. Продвинулся по трубе шагов на тридцать, смотрю – на стенках разводы какие-то нехорошие. Впереди эти разводы аккуратным, почти ровным кольцом обхватывали всю трубу по диаметру. Я за детектор – ничего. Что же делать – назад нельзя, в Зоне тем же путём не возвращаются. Вперёд – непонятно. Торчать на месте тоже бессмысленно. В общем, затаил
дыхание и шагнул прямо через кольцеобразные разводы. Ничего, пока живём. Иду дальше. И тут слегка ветерком повеяло, а сзади вроде как шум воды из крана. Ловушка, мать её! «Крысоловка»! И я только что её активировал.
Теперь уж осторожничать смысла не имело. Метнулся вперёд – туда, где, по моим расчётам должен быть выход, надеясь только на то, что эта «крысоловка» без дополнительных опций в виде «противохода». В противном случае, мне действительно труба. Шум воды сзади усиливается, ноги неуклюже скользят и, оступаясь, на карачках мчусь в свете собственного бешено болтающегося на груди фонаря. Поворот, сразу за ним поперёк трубы решётка сепаратора с выломанной дверцей. Дальше труба изгибается под углом и уходит куда-то вниз, а потом поднимается вверх. Где-то уже далеко сзади раздался оглушительный удар – это, видать, смело потоком к чёртям ту самую решётку, через которую я только что проскочил и теперь она меня вполне может догнать. Но, к счастью, впереди весело маячил бледный дневной свет Зоны. Перед последним рывком к этому свету снова пришлось поскользнуться, упасть на колени, окунуться в прибывающую авангардную волну жидкой дряни и кувырком с диким воплем вылететь на свободу в неизвестность.
Пролетая над Зоной по довольно гладкой параболе, практически на высоте птичьего полёта, я имел возможность в общих чертах ознакомиться с текущей обстановкой. Выяснилось, что труба, откуда меня выкинуло, торчит из речного откоса,
выдаваясь далеко вперёд и всё дерьмище из неё стекает на серый карьерный песок и гальку пустынного речного пляжа. Ага, значит, вышел я вполне удачно. По берегу реки можно безопасно и почти с комфортом добраться до самых промыслов. Аномалий, тварей и прочих грустностей жизни здесь почти и не бывает никогда. Это всё было, конечно, хорошо, а лететь так и вообще замечательно, только вот приземляться всё равно пришлось. И посадка вышла довольно жёсткая, на многострадальную пятую точку.
Лежу я на гальке, очухиваюсь. И вдруг над башкой хлопок – такой, что в ушах зазвенело. Почти прямо надо мной из трубы, словно из брандспойта, выстреливает мутный поток слизи. А вместе с ним та самая решётка сепаратора, а следом огромный такой вентиль и что-то ещё, продолговатое, похожее на человеческий труп. Разбираться с этим не стал – просто отполз подальше от извергающегося потока, обессилено повалился и долго лежал, приходя в себя после бешеного забега по трубе. Глянул на часы – ого! Четыре часа я тут уже валандаюсь – уже давно за десять перевалило. Время в Зоне летит быстрее, чем в других местах, я это давно заметил. Моргнуть не успеешь, а уже час прошел, вроде и не сделал ещё ничего, а день догорает.
К вечеру с грехом пополам добрался до Дмитриевки, небольшого, в два десятка домов, заброшенного сто лет назад посёлка, уныло прозябавшего в речной долине. По дороге пару раз натыкался на местных
«шатунов». Это вроде как бывшие люди, может быть жители посёлка, которые оставались здесь после аварии на ЧАЭС в 1986. Ну а сейчас от людей в них мало что осталось – Зона превратила их в бессмысленных ходячих манекенов. Поодиночке «шатуны» не опасны – обычно стоят или сидят на одном месте, или бессмысленно ходят кругами, как заведённые. Но близко подходить к ним не стоит – если смогут дотянутся, обязательно вцепятся своими корявыми, похожими на дерево руками.
В посёлке – тишь, да гладь. Пустота и запустение. Единственная улица заросла бурьяном в человеческий рост и что там может подкарауливать уставшего сталкера – один Бог знает. Поэтому я туда не полез, а сразу направился к крайнему от дороги домику. Неказистая такая грязно-серая, покосившаяся халупа. Сталкеры эту хибару прозвали «Кошкиным домом» – там внутри, на стене когда-то висела картинка, детский рисунок, изображавший кота. Сталкеры тут часто останавливаются на ночлег – место хорошее, спокойное, ну и устроили здесь что-то вроде перевалочного пункта. Интерьер этого зачуханного пристанища, по причине почти полного отсутствия, предоставлял лишь самый необходимый минимум удобств и домашнего уюта. Стол полусгнивший деревянный, топчан продавленный, да огромная в половину комнаты русская печь в изразцах. С невыразимым облегчением сбросил я рюкзак в полутёмной комнатёнке и выглянул в окошко.
Ночь в Зоне наступает быстро и всегда внезапно. Висят смутные, клубящиеся сумерки, а потом будто кто-то выключатель повернул и всё – темнота, хоть глаз выколи. Так было и сейчас. Ночь ещё не наступила и было видно, как тянутся по улице усики тумана – пока ещё не жёлтого, ядовитого, а самого обычного, белого. Застелили траву, закрутились вокруг деревьев и пошли дальше. Сейчас было хорошо видно, как в некоторых домах окна озарились мертвенным голубоватым сиянием «ведьмина студня», скопившегося в погребах – загадочной едкой дряни, по слухам поглощающей любую органику.
Внезапно что-то едва ощутимо ударило, словно прокатился отдалённый раскат грома. Пол под ногами отозвался беззвучным гулом и вся земля вздрогнула. Прокатилось что-то неведомое и затихло, а может просто затаилось. Где-то очень далеко, в районе зловещей громады атомной станции начинался Выброс – самое страшное и загадочное явление Зоны, меняющее привычный порядок вещей и наделяющее эту странную территорию иным нечеловеческим смыслом. Где-то там, запертое в мрачном бетонном каземате саркофага билось ужасное чёрное сердце, каждый удар которого отмерял новый этап мёртвой жизни. Всего пару раз в жизни приходилось мне пережидать Выброс в Зоне. Жуткое это дело, особенно для новичка, когда по небу начинают бежать рванные багряные сполохи, а спонтанные пси-возмущения, сопровождающие Выброс, берут тебя за мозги и вдруг начинает мерещиться невесть что. От этого умом тронутся легче простого.
Тем временем почти стемнело. Вдалеке снова что-то громыхнуло, рванул порыв ветра, зашумел листвой, взбаламутил и пустил волнами туман, который теперь начал желтеть и словно сворачиваться, а там, где залегала на пригорке «комариная плешь», явственно разливалось в воздухе бледное причудливо пульсирующее марево. Любуясь игрой этого аномального преломления пустоты, мне вдруг снова подумалось, что безопасных мест в Зоне нет в принципе. И что свечение аномалии теперь уже разливается не только по ту сторону окна.
Медленно словно во сне я обернулся и увидел, что в комнате мерцает неяркое пламя свечки. Только это была вовсе не свечка, а горящее масло, огненными потоками стекающее с оклеенных старыми обоями стен. Обои начали обугливаться и сползать чёрными лоскутами, медленно распадаясь в прах. Всё в комнате начало изменяться – бесследно пропала печь, деревянный стол словно растворился в воздухе, стены словно раздвинулись и я с ужасом понял, что зашёл не в тот дом. Невыразимая грусть наполнила мою душу. Захотелось выть, только не было у меня сил. Комната предстала в своём настоящем виде и зловеще мерцала зеленоватым свечением. Меня что-то мучило, словно зудящая боль в висках и я знал, что это. На стене висел огромный портрет в тяжёлой раме, покрытой причудливой резьбой, а с портрета тяжёлым взглядом маленьких чёрных глаз оценивающе смотрел Контролёр. Тот, кто нарисовал эту картину, явно был мастером своего дела. Мне не нужно было смотреть, но я всё-таки
смотрел. А Контролёр ласково поманил меня к себе пальцем. Не в силах сопротивляться, я сделал шаг и вдруг упал навзничь, стукнувшись с деревянным стуком об пол. Лёжа я видел, как Контролёр изменился в лице и начал багроветь. Сияние моментально исчезло, а я, проваливаясь в чёрное беспамятство, почувствовал, что меня куда-то волокут, словно падаль.
Закашлявшись, я открыл глаза и обнаружил себя лежащим на земле. Надо мной мрачно серело вечернее небо Зоны, угрюмые тучи плыли на запад. Рядом стоял, с любопытством разглядывая меня, человек в плаще и с автоматом, направленным в мою сторону. Это был сталкер, настоящий Сталкер, а не жалкая человекообразная крыса, подобная мне. Один из ветеранов Чернобыля по прозвищу Князь. Когда я ещё только начинал постигать азы сталкерской профессии, о нём уже ходили легенды. Был этот Князь в Зоне, словно у себя дома, в закрытые сектора ходил как на прогулку, а хабара брал такого, о котором наши сопляки даже и понятия не имели. Но потом вдруг пропал, исчез – как в воду канул. Ходили слухи, что завязал он с Зоной. А тут вдруг объявился.
– Ты часом не зомбанулся, парень? В глаза мне смотри. Сколько будет дважды два? Отвечай, если жить охота.
– Четыре, - выдавил из себя я, с трудом превозмогая наваждение. Спать хотелось ужасно.
– Ну и зачем ты в тот дом-то полез, дурик? – спросил Князь всё так же настороженно, но автомат всё-таки убрал. – Метку не видел?
– Не заметил, – ответил, как есть.
– А, – говорит, – да, бывает…
Он хмыкнул, прищурился, бросил беглый взгляд на проклятый дом. Потом протянул руку. – Вставай, нужно уходить. Сейчас будет нам.
Пошатываясь, я побрёл вслед за ветераном, жалея о рюкзаке, безвозвратно потерянном в жуткой избе с портретом. Теперь рассчитывать приходилось только на то, что оставалось при мне. А оставалось не так уж и много. Аптечки, патроны, батарейки для детектора, контейнеры, запас продовольствия и воды, чистое бельишко – обо всём этом можно было спокойно забыть и начинать думать об обратном пути. Ходка за хабаром для меня заканчивалась чистым убытком.
Вошли мы в предбанник. Князь достал фонарик, сначала на меня посветил так внимательно, потом долго – на стенку. И фонарик выключил. Земля тряслась все сильнее и сильнее. Иногда ухало так, что весь дом подбрасывало. Откуда-то разнесся заунывный вой. Через окно проползло облако тумана. Мы одновременно надели болтавшиеся ранее на шее без дела противогазы, затем также одновременно нащупали под защитой закрепленный на левом плече квадратик аптечки. Инъекция, поднимающая сопротивляемость, задурманила мозги. Я натянул капюшон, закрыл глаза, уткнулся в колени, накрыл голову руками и стал ждать. Вначале ничего не менялось, те же толчки однообразные.
А потом у Зоны будто припадок начался. Земля корчилась, дергалась, вой стал нарастать, ветер свистел, дул все сильнее. Где-то, совсем рядом, раздался оглушительный треск, потом удар об стену дома и как будто по крыше что-то такое поволокло. Может дерево, не знаю – я еще сильнее глаза зажмурил. С улицы полилось нестерпимое, обжигающее сияние – чувствовалось, оно все ярче и ярче.
Стало жарко, пот ручьями потек. Ветер бушевал, но тут, перекрывая его, раздался тонкий писк, вроде комариного. Он становился громче и громче, залезал в уши, в голову, вибрировал по всему телу. Не выдержав, я закричал, и себя не услышал. Писк этот, казалось, иглой впивается в самый мозг и в сердце проходит, тонкой бритвой режет. Я еще сильнее сжал голову, повалился на бок. От полной своей беспомощности, продолжая орать, катался по полу, стучал и дергал ногами. Наконец - вырубился.