В пути…

Идти след в след достаточно сложно. Это требует не сколько физической закалки и сноровки, сколько внимательности и умения концентрироваться. Мой проводник старательно бьет тропу, дыхание его сбилось и он тяжело гоняет воздух в легкие и обратно. Мне идти легче. Не приходится раздвигать буйную растительность, вглядываться в землю, пытаясь разглядеть опасности, что приготовила она страннику. Я дышу по своей методике: один глубокий вдох, три коротких выдоха. Чем-то она напоминает дыхание для медитативной практики буддийских монахов - «бамбуковые палочки». Эти мудрые ребята давно разобрались, что правильное дыхание - единственный путь к полной концентрации. Мне остается только позавидовать им. Они дышат чистым горным воздухом Тибета, сидя в уютном дворике удаленного от цивилизации монастыря, я же с усилием вдыхаю тяжелый, ядовитый воздух Зоны. Зона – пощечина, отвешенная человеку самой цивилизацией, как говорил один отец своему сыну: «Чем тебя породил, тем и убью». Так мирный атом, поставленный на службу человечества, в один прекрасный момент оказался далеко немирным. После аварии на Чернобыльской АЭС вокруг была создана зона отчуждения, отмеренная по радиусу радиоактивного излучения с эпицентром на станции. Уже тогда было понятно, что на карте мира появилось новое место, где действуют свои законы. А после появления в 2016 году в здании станции «Черного Монолита» так и вовсе все перевернулось с ног на голову. Зона отчуждения стала просто Зоной с большой буквы.

Привал…

- Все. Привал, - сказал проводник и тяжело опустился на землю. Он тут же снял с лица дыхательную маску и с удовольствием закурил. На мой вопросительный взгляд, махнул рукой:

- Здесь можно, снимай. Видишь, мы на склоне распадка. Там, внизу, нельзя без маски. Воздух там стоячий, а здесь протягивает, как в трубу, свежий. Не из Зоны.

Я снял маску. И, правда, дышать можно. Проводник кинул мне пачку сигарет:

- Кури. Когда в следующий раз сможем, не знаю. Вообще-то почти везде по Зоне можно без маски ходить, попривыкнуть надо только и места знать, где «свежак».

«Свежаком» здесь называли ветер, дующий в Зону, незараженный. Это я узнал еще до своего похода «туда», то есть теперь уже «сюда». Поэтому согласно кивнул своему провожатому, закурил и обратился к нему:

- Я так слышал, некоторые вообще без масок ходят.

- А, это Ихтиандры. Они себе фильтры имплантируют в горло и все, ходи, где хочешь, дыши, чем хочешь.

-Понятно. Дорого?

- Что дорого? – не понял меня проводник.

- Ихтиандром стать…

- Конечно, тут ведь операция сложная требуется. И в больнице, поверь, тебе ее не сделают. Там ты только заикнись, сразу угодишь на допрос ФСБЗ. Так что, смотри всегда, кому вопросы задаешь. За спрос, понятно, в лоб не бьют, - немного помолчал и добавил с нервным смешком: - А вот по печени могут.

Я кивнул, информацию о Зоне я впитывал как губка. Проводник аккуратно затушил бычок и тщательно вдавил его в почву, закидав место прелой хвоей. Он протянул мне две таблетки в капсулах:

- На, выпей.

- Что это? – с осторожностью и недоверием разглядывал я таблетки.

- Антирад. Повышает устойчивость к радиации.

- Где взял? – поторопился я сразу узнать, где можно достать лекарство.

- У Помидора, - коротко ответил проводник и поднялся с земли.

Помидора я знал. Владелец продуктового магазина в одной из близлежащих деревень, он из под полы продавал снаряжение для сталкеров. У него всегда была необычайно бордовая морда, за что, кстати, его и прозвали Помидором.

Назад пути нет…

- Мы забрались далеко. Пора назад, - сказал проводник, когда мы поднялись на вершину очередного холма.

- Может еще чуть-чуть? – с мольбой спросил я.

- Для первого раза хватит. Итак, далеко зашли, - устало ответил он, - завтра пройдем чуть дальше, послезавтра еще на километр дальше, а потом сам.

- Почему сам? – удивился я.

- Дальше я никогда не ходил, и никогда не пойду. Там уже совсем тяжко, тут то не детский утренник.

Я слишком долго ждал этого похода в Зону, чтобы останавливаться на полпути. Почему так тяжело согласится подождать исполнения заветного желания, когда до него остается всего ничего? Я не знал ответа на этот вопрос, как и на многие другие. Я повернулся к своему проводнику и сказал:

- Знаешь, я, наверное, уже назад не пойду.

- Эй, парень, подумай. Ты, наверное, перегрелся. Или Черный Монолит зовет тебя. Тут такое часто бывает. Уйдешь и не вернешься. На вот, он протянул мне пачку сигарет, - покури, подумай.

- Нет. Я пойду, - я сделал шаг вперед.

- Стой, дурак – в сердцах крикнул он, - ты ведь в первый раз здесь. Ты не протянешь и километра без меня.

- Пойдем со мной, - равнодушно предложил я, даже не надеясь на положительный ответ.

- Нет, Януш, парень ты, конечно, хороший, но в тебе нет надежды, желания жить. Я не такой, я еще пожить хочу.

- Тогда я пойду один.

- Не ходи, это всего лишь байка. Сказка сталкеров, всего лишь еще одна сказка, которых здесь тысячи.

- Байка? – сорвался на крик я, - но ведь есть Черный Монолит.

- Да есть, но это всего лишь черная тридцатиметровая глыба камня. Он не Бог. Он не исполняет желаний всякого придурка, который до него доберется.

- У меня другого пути нет. Это последнее, что я могу сделать, - упавшим голосом ответил я ему. Кричать не хотелось.

- Есть. Твоя жена умерла, а твой путь жить дальше. Без нее, - твердо ответил он.

- Я пойду. Но у меня к тебе просьба. Когда вернешься к машине, подожди меня два дня. Если я не вернусь, там, в бардачке, доверенность на твое имя.

- Ох, Януш. Как ты был в школе упертым, таким и остался.

- В упрямстве моя сила, и ты это знаешь.

- Давай присядем на дорожку, - и мой проводник сел на поваленное дерево. Я сел рядом. Мы молча покурили. Как будто, выполняя старый ритуал, мой одноклассник затушил сигарету и спрятал ее в дерн. Потом, деловито давая указания, начал протягивать мне свои вещи:

- Антирад. Две выпьешь сейчас, две, когда дойдешь, - тут он тяжело вздохнул, как бы говоря, «если дойдешь, конечно», - две на обратном пути. Фильтры. Заменишь на маске, когда почувствуешь, что воздух почти не идет. Возьми мой автомат. С твоей пукалкой там делать нечего. Патроны береги. Низменности всегда обходи, чем ближе к Монолиту, тем воздух там хуже, может и маска не поможет. Датчик движения. Аккумулятора должно хватить. Как пользоваться ты уже знаешь.

- Знаю, знаю…

- Не перебивай, - строгий учитель продолжил урок, - увидишь зомби, обходи стороной. Они стаями держаться. Если они тебя увидят, начнут окружать. Патроны на них не переводи, смотри по датчику. Сразу увидишь, как они выстраиваются в полукольцо. От двух крайних строй треугольник, в вершине будет телепат. Убьешь его, развалишь всю стаю. Без него они как без ума, как без глаз. Уже без проблем уйдешь. Так, что еще? – сам у себя спросил он, почесал задумчиво нос, вспоминая последние указания: -В подземелья не вздумай спускаться, там карлики, от них так просто не уйдешь. На станцию заходи с наземного входа. Вроде все. Может, еще покурим?

- Не хитри. Я уже не передумаю, - со слабой улыбкой ответил я, - давай прощаться.

- Тогда просто посидим. От чего она умерла? - как-то без обиняков спросил он меня. Так позволяют себе спрашивать только старые друзья.

- Туберкулез. Прозевали. Не уследили…

- А врачи?

- Поздно было. Кровь уже горлом шла. При кашле.

- Думаешь, он вернет ее тебе? – с явным недоверием в голосе спросил он меня.

- Не знаю. Я просто стараюсь верить в это, - ответил я, - я так много слышал о Черном Монолите, что начал верить в его силу.

- Ну, как знаешь. Еще не поздно вернуться.

- Поздно. Поздно стало еще тогда, когда она впервые стерла ладонью кровь с губ.

Он медленно встал с бревна:

- Прощай, Януш.

- Прощай, - как эхо ответил я и несколько минут смотрел вслед старому другу, который уходил, по стариковски сгорбившись и устало переставляя ноги. Затем я развернулся и широким шагом пошел в сторону Черного Монолита. Длинный вздох, три коротких выдоха на каждый шаг. Правильное дыхание для полной концентрации.

Черный Монолит

«Черным Монолитом» назвали тридцатиметровую глыбу черного камня внутри бывшей Чернобыльской АЭС. Как она там появилась, никто не знал. Но, именно, с нее начались глобальные изменения в зоне отчуждения. Сильная радиация, аномальные искажения окружающего мира. Силу «Монолита» признавали все: от ученых до простых смертных. Одни воспринимали его как чужеродный объект, гостя из другого мира, другие называли его «вторым пришествием Бога» и организовывали религиозные секты.

Всякий уважающий себя сталкер знал несколько историй о нем. Все они действительно были похожи больше на сказки, чем на действительность. Тут мой друг был совершенно прав. Я же относился к этому философски. Например, скажи мне кто в 2015 году, что через год вокруг Чернобыльской АЭС, по ее старым могильникам будут разгуливать зомби, управляемые существами-телепатами, что там будут жить карлики, швыряющие камни на расстояние в несколько метров всего лишь силой мысли, я бы рассмеялся такому человеку в лицо. Сегодня я сам шагаю по Зоне, глотаю антирад, дышу через фильтры и прячусь среди кустов от тех самых зомби. Поэтому рассказ одного сталкера в баре про Черный Монолит, его чудотворных способностях, я воспринимаю как возможную правду. Нет не истину, а всего лишь возможную правду. Но когда умирает близкий, очень близкий человек, даже возможная, ничтожная по вероятности правда о чудесах дает надежду. Надежду на чудо.

Мольба

Черный Монолит светился в быстро сгущающихся сумерках неярким светом. Рациональная часть меня говорила: «Это всего лишь радиация», вторая половина теребила душу: «Он и вправду может сделать это!».

Я стоял на коленях перед ним. Черной тучей Монолит нависал надо мной. Воздух трещал небольшими разрядами. Статическое электричество, казалось, просто стало еще одной составной частью воздуха, как кислород, водород, азот.

«Я не знаю, как к тебе обратиться. О Боже, я даже не знаю, слышишь ли ты меня. Но раз я здесь, я скажу тебе все. У меня был долгий и трудный путь, ты это знаешь. И если ты позволил мне до тебя добраться, дойти, пройти через Чистилище, значит, ты готов меня слушать».

Треск электричества стал сильней. Монолит как бы кивнул мне своей тяжелой головой, слушая мой внутренний монолог.

«У меня был близкий человек. Моя жена»

Как фантом мелькнула в сгустившемся воздухе фигура моей жены. Свободно распушенные по плечам волосы, легкое летнее платье столь не уместное в полуразрушенном здании атомной станции. Кружась и танцуя, она плыла в темноте. Слезы выступили у меня на глазах.

«Да это она! Она умерла от болезни. Тяжелой болезни»

Тончайшим видением проплыл передо мной тяжелый гроб, где, скрестив руки на груди, лежала она.

«Я не прошу у тебя много. Просто верни ее. Верни ее мне. Верни ее живой и здоровой. Прошу тебя».

Я плакал, не сдерживая слез. Воздух трещал разрядами. Монолит кивал мне своей большой головой.

«Спасибо. Спасибо. Прощай»

Я встал и, шатаясь, как пьяный, пошел к выходу. Рядом плыл призрак моей жены. Она меня как будто провожала до самого выхода. Я не мог смотреть на это бестелесное зрелище без внутренней боли, но я знал, что, когда вернусь к машине, она будет ждать меня там. Живая, здоровая, красивая. Моя. Родная.

На круги своя…

Тяжелое дыхание со свистом вырывается из горла. Длинный вдох, три коротких выдоха на каждый шаг. Я еле взбираюсь на холм и, опираясь спиной о ствол дерева, сползаю вдоль него пока не усаживаюсь на землю. Расковыряв дерн, нахожу размокший бычок, что старательно прятал мой друг сутки назад. Значит, полпути я прошел. Я срываю маску с лица и подставляю «свежаку» распаренное от долгой ходьбы лицо. Дышать. Дышать полной грудью. Две последние таблетки антирада запиваю водой из фляжки. Меняю фильтр на маске, закидываю в рот последние крошки армейского пайка. Тяжело встаю и иду дальше. Я тороплюсь, и мое размеренное дыхание постоянно сбивается. Да и черт с ним…

Приклад размеренно бьет в плечо. Как отбойный молоток он выводит свою немузыкальную, но убийственную трель. Надо же было нарваться на самой границе Зоны на стаю зомби. Может быть, я просто заблудился и уже иду не в ту сторону? Неповоротливые, как танки, зомби цепью расползлись по лесу. Я смотрю на детектор. Аккумулятор почти сел и еле-еле показывает на дисплее свои показатели. Вычислить телепата просто не представляется возможным. Я короткой очередью стреляю в ближайшую тварь. Пули с чавкающим звуком вырывают куски мяса из тела. Я понимаю, что патронов на всех просто не хватит. Надо успокоиться. Один длинный, три коротких. В такт дыханию я стреляю по приближающимся зомби. Эхом мне возвращается звук второй очереди. Кто-то рядом тоже ведет бой.

Зомби неожиданно остановились, растерянно вращая головой в разные стороны, словно пытаясь настроить антенны на невидимую волну. Так и не поймав свое FM-радио, они разбредаются по лесу как стадо заблудившихся коров.

Я быстро бегу в ту сторону, откуда прозвучали спасительные выстрелы. Ветки немилосердно лупят по лицу, рюкзак болтается из стороны в стороны и как будто подгоняет меня: Быстрей! Быстрей!

- Януш. Януш. Стой, атлет хренов, - откуда-то сбоку раздается крик. Я останавливаюсь и, тяжело дыша, нагибаюсь, чтобы упереться руками в колени и отдышаться.

- Ну что живой, чертово отродье? – радостно бурча, по склону ко мне спускался мой одноклассник.

- Живой, - еле ворочая языком, отвечаю я.

- Дошел все-таки. Пойдем, тебя уже ждут, - радостно говорит он.

- Знаю, знаю, - говорю я, и мы быстрым шагом идем к машине…

Она стояла у машины, напряженно вглядываясь в кромку леса. Ждала нас. Ждала меня… В этом летнем платья и накинутой поверх плеч армейской куртке она была просто богиней.

- Вышла вчера вечером к костру. Я от страха чуть не помер, - тараторит друг, пока мы пересекаем поляну, последние сто метров, - а она настоящая, живая. Значит все-таки правду говорят о Монолите, а я то не верил. Обязательно схожу теперь к нему, попрошу о чем-нибудь. У меня вон в прошлом году отец в аварии погиб. Обязательно попрошу.

Как долго даются последние шаги. Она стоит на месте, прикрывая нижнюю часть лица ладонями, по щекам, пальцам текут слезы. Я тоже плачу, просто не верю своим глазам. Это действительно она. Живая.

Я подхожу к ней. Она отрывает руки от лица и протягивает их ладонями ко мне. В ладошках сложенных «лодочкой», как смертельный приговор, лежит бордовый сгусток крови.

Я падаю на колени и, задрав голову вверх, кричу изо всех сил:

- Будь ты проклят!

В спину мне ехидным смешком смеется ветер в кронах деревьев Зоны.

Роман Яншин

12/11/2002