И стало два мира. И разделила их Катастрофа на "мир-до" и "мир-после". Но мы в тот момент ничего не знали, потому что Правительство, как обычно, "во избежание паники", просто оставило людей в неведении. И мы жили. Пока.

           *    *     *

   Это был обычный день. Шла вторая половина весны, не за горами были школьные выпускные экзамены и у нас проходили практические занятия по НВП. Темой сегодняшнего урока было ориентирование на местности. Мы ушли за город и под бдительным оком военрука СанВаныча, вооружившись картой и компасом, искали каждый свой "тайник".

   Небо внезапно заволокло тучами, мы рванули в лес под укрытие могучих деревьев, но вместо такой ожидаемой грозы с весенним ливнем на наши головы обрушился снегопад. Навалилась темень, ничего нельзя было разглядеть даже в паре шагов и мы поначалу не поняли, что не так, что кажется странным. И только когда через несколько минут тьма рассеялась, стало видно, что снег - оранжевый. Выглянуло солнце. Лес, поле до города - всё было покрыто ярко-оранжевой щубой и нарядно переливалось в теплеющих лучах. А город стоял, как в другом измерении. И эта граница, проходящая по полю, добавляла картине фантастическую нереальность.

   Что-то шлёпнуло меня по затылку, холод просыпался за ворот защитной рубашки.

- Атака бешеного апельсина! - крикнул Вадька Белый, скатывая новый снежок и тут же получая в лоб от Димки Кота.

   Воздух наполнился летящими оранжевыми шарами, смехом, счастливым визгом... СанВаныч, разменявший седьмой десяток, наблюдал за резвящимися питомцами. Сколько он вырастил вот таких за свою долгую жизнь? Сколько, благодаря именно ему, выбрали военную карьеру? И мог ли он знать, что эти - последние? А если бы и мог, ничего бы не изменил.

   К вечеру в больницу увезли пятерых. Ещё троих - ночью. Остальных - в течении следующего дня. Всех держали в закрытых палатах, не пускали даже близких. За одну ночь мои густые тёмно-каштановые волосы стали пепельно серыми, как соль с перцем. И ломкими. Пришлось обрезать их, оставив короткий "ёжик". Но и только.

   СанВаныч лежал дома. Мне удалось повидать его. Он лежал совершенно без сил, не в состоянии пошевелиться и всё время бормотал: "Уходи, уходи..." Мне подумалось - он не хочет, чтобы его видели в таком виде, и он, похоже, понял мои мысли. Схватив меня за руку, он приподнялся и почти прокричал мне в лицо:

- Уходи из города! Тебя заберут! - и рухнул на подушку, потеряв сознание. Так, не приходя в себя, он умер ночью. И все ребята, что были на том уроке - тоже. Все, кроме меня.

   Через три дня город наполнился причитаниями, криками и стонами - хоронили умерших. На кладбище среди почерневших от горя родственников ходили, особо не скрываясь, личности в штатском. Тогда я особо не обратила внимания на косые взгляды в мою сторону и перешёптывания. Не до того было. Смерть ребят, с которыми прошло детство и школьные годы, с которыми только готовились к выпускным и делились планами на будущее, оглушила, отупила. А дома меня ждали.

   Мама открыла мне дверь, в глазах у неё был страх и недоумение.

- К тебе пришел человек, "оттуда", интересовался, хочет поговорить. В зале ждёт. Ты ступай, а я кофе приготовлю.

   Разговор у нас получился короткий. "Человек оттуда" поинтересовался моим самочувствием, спросил, не хочу ли я поехать в серьёзную клинику для обследования, услышав, что у меня на носу экзамены, заручился моим обещанием прийти поговорить по их окончании. Выпил кофе, высказал соболезнование по поводу кончины моих друзей и ушёл. Только вокруг него почему-то колыхалось мутное, бурое облако. Да ладно, чушь. Просто что-то с глазами.

        *   *   *

   Подготовка к экзаменам немного отвлекала. В школе наш сильно поредевший класс раскидали по двум другим. И тут начались первые странности.

   Началось всё с того, что ночью выключили свет и сбился мой электрический будильник. Утреннее солнце заставило меня разлепить глаза и посмотреть на наручные часы. Мама дорогая! До начала занятий менее получаса! А идти километра два. Запрыгнув в школьную форму и схватив рюкзак, я рванула вперёд, по пути представляя своё место в классе, классуху-физичку и её ворчание, что неделя до конца учёбы ещё не повод для опозданий.

   Внезапно воздух впереди слегка замерцал, пространство чуть исказилось, смялось, и я с ходу влетела в "это", продавила невидимую мембрану и оказалась в классе около своего места. Как раз в эту секунду распахнулась дверь и в кабинет ввалилась толпа учащихся. По счастью, никто не обратил на меня внимания, прозвенел звонок, все кинулись по своим местам, и только мне было в этот день не до учёбы. Мне дико хотелось проверить возникшее предположение, поэтому учебные часы тянулись неделями. После шестого урока школа опустела. Я шмыгнула в подвал, где был длинный коридор и "трудовые" мастерские. В конце учебного года занятия здесь не проводились и встретить кого-либо было маловероятно. Мне стало очень не по себе, я захотела домой, представила свою комнату, письменный стол, заваленный книгами, старенький, уютный диван и потёртый плед на нём... Впереди знакомо замерцал воздух, невидимая мембрана подалась в стороны и я очутилась дома.

   В последующие дни выяснилось, что для подобных ограничений практически нет предела, надо просто представить себе место, куда хочешь попасть. Таким образом мне раз удалось попасть в кино на вечерний сеанс, хотя сейчас я понимаю, что это было довольно глупо и рисковано.

     *   *   *

   За город ходить строго запретили а на опушке леса вообще установили забор из колючей проволоки. Шли дни. Пришло время сороковин.

   Собрались все вместе, накрыли столы, посидели, помянули. Неспешно потекли разговоры, как обычно. Вспоминали умерших, тихо плакали, только почему-то всех накрывали какие-то странные, бесформенные облака красноватого оттенка.

   Я сидела тихо, погрузившись в свои мысли, как вдруг одно облако скрутилось чёрным жгутом и рванулось ко мне, а уши резанул крик :

- А она?! Почему она живёт?! Почему наших детей больше нет, а она сидит, как ни в чём не бывало?!

   Всё больше чёрных жгутов тянулось в мою сторону. Люди будто обезумели. Вскакивая на ноги, они потрясали кулаками, покрасневшие лица были перекошены от крика и в них уже нельзя было узнать тётю Люду или тётю Валю, угощавших всю жизнь яблоками и пирожками, дядю Костю или дядю Лёшу, чинивших всё время детворе разбитые велики и самокаты -  никого. Была только беснующаяся, орущая масса, накрытая невидимым для других чёрным облаком. В мой адрес кричали браные слова, среди которых почему-то преобладали "сука" и "волчица". А потом кто-то крикнул: "Бей!"

   Как мне удалось вырваться - до сих пор не пойму. Глаза заливала кровь из рассеченного лба, затылок и спина горели от множества ударов, отросший "ёжик" слипся и побурел. Ноги сами вынесли меня за город и понесли к колючей стене. Уж там-то меня никто не будет искать.

   Приподняв плеть "колючки", скользнула в лес, под защитную сень деревьев. У забора охраны не было, люди и так были напуганы. Память подсказала мне, что в глубине леса, примерно в километре от опушки, в овраге было небольшое озерко, питаемое талыми и дождевыми водами. Я нашла спуск в овражек и медленно пошла по знакомой тропинке. Надо было неспеша всё обдумать и элементарно умыться, чтобы не пугать и так вечно испуганную мать. Ведь ей наверняка уже рассказали о происшедшем. За поворотом оврага в низине тускло блеснула вода. Лес был пуст и безмолвен, даже птиц не стало. Бояться здесь было некого, поэтому, сложив одежду на пенёк, я шагнула к озеру. "Волчица"- промелькнуло в голове обидное назвище, это из-за сивого цвета волос.

   Странно, но по дороге боль в избитом теле как-то сама собой утихла, прошла усталость. Я провела пальцами по рассеченному лбу - мама дорогая! Рваная рана совсем затянулась и рубец таял под пальцами! Но в следующий момент меня накрыла душная волна ужаса. Возникло ощущение, что из тела вдруг разом выдернули все кости и оно стало как из мягкого пластилина. Оно быстро менялось, ломалось, всё поплыло перед глазами, а потом навалилась спасительная тьма.

     *   *   *

   Сколько прошло времени, мне не известно. Я открываю глаза. Я лежу на земле, на лесной подстилке. Мне тепло и уютно. Ах, да, ведь уже почти лето, поэтому и тепло. А ещё у меня четыре лапы, хвост, и вижу я окружающий мир в странной, но от этого не менее красивой, цветовой гамме. Я встаю и подзожу к воде. Из озёрного зазеркалья на меня смотрит крупная, серая волчица. И у неё мои глаза. Но мне почему-то совсем не страшно, ведь это сон, а во сне бояться смешно... Меня мучит жажда и я начинаю жадно лакать прохладную воду. Потом одним сильным движением я вымётываю хищное тело из оврага и бегу. Быстрый бег приносит чувство радости и свободы. Я выскакиваю на опушку леса и замираю перед колючей стеной. Далеко впереди раскинулся город. Я вижу его очень странно, будто он накрыт сетью разноцветных капель. Одна из них, ярко-красная, пульсируя и переливаясь, привлекает моё внимание. Мысленно тянусь к ней. Это мама. Сидит дома, плачет и умирает от беспокойства за меня. Видимо, рассказали люди добрые, что произошло. Надо бы проснуться и тихо вернуться домой. Сейчас...

   Сейчас не наступило. Раздался чей-то крик и бок обожгло болью. Вашу так! Одним большим прыжком оказываюсь в лесу. Охрану-таки выставили! Эх, зацепили неслабо! И что теперь? В несколько прыжков достигаю оврага и стремглав несусь к озеру. Далеко за спиной слышны крики команд. Чем ближе к озеру, тем легче бежать. Раны на боку затягиваются. Я не успеваю это обдумать. Останавливаюсь около своих вещей, даю себе команду и начинается обратное превращение. Через несколько минут всё заканчивается. Быстро одеваюсь, представляю свою комнату и привычно шагаю в мерцание портала.

     *   *   *

   Наступившие выпускные экзамены несколько отвлекли от последних приключений. Но по ночам, когда в доме всё затихало, я мыслями уносилась к лесному озеру, вспоминая и анализируя всё произошедшее. Потом была скромная линейка в актовом зале, где быстренько вручили аттестаты об окончании школы, небольшой фуршет, состоящий из остывшего чая с пирожными, а дома меня ждали. На этот раз - трое. В штатском.

   Одного я помнила по прошлому визиту. Он поздоровался, напомнил мне о моём обещании пройти обследование в хорошей клинике. Он был приветливым и добрым, но его окутывала удушающе-бурая дымка. Вспомнились предсмертные слова СанВаныча. Всё стало ясно.

   Я взяла пустой рюкзак и попросила разрешения собрать вещи. Двое следовали за мной, как тени. Я уже знала, что уйду. И даже знала - куда. В памяти возникла фотография одного места: серый день, вечный дождь и массивное сооружение с высокой, красно-белой трубой. Я отправлюсь туда и никто об этом не узнает. Прости, мама, но так будет лучше для всех. Я попросила разрешения переодеться. Достала любимую "афганку", разбитые баскетбольные кроссовки. Они не вышли из комнаты. Один стал у двери, другой у окна, оба отвернулись. Одевшись, я ухватила старый рюкзак и подумала: "Прощайте, дурачьё!" Завязала кроссовки и спокойно шагнула в мерцающий портал.

   В лицо мне брызнули капли дождя, а в глазах отразилось серое небо. Здравствуй, новый мир. И новая жизнь.

(Lumi)